Шрифт:
Закладка:
Поскольку большинство платформ являются американскими корпорациями, правительство США стремится поставить трансграничные потоки данных на первое место в своих экономических отношениях. Поскольку цифровая экономика в скором времени охватит и перестроит все отрасли - от банковского дела до финансов и торговли, данные и контроль над ними стали одним из самых острых вопросов в международных торговых отношениях. Уже сейчас потоки данных генерируют около 3 трлн ВВП в год. Для экономически развитых стран G20 контроль над данными имеет решающее значение для их роста. Однако для развивающихся стран инновации оказываются в тупике из-за отсутствия доступа к этим самым данным.
По мере того как платформы и данные становятся новыми движущими силами глобализации, торговые соглашения все чаще принимают новые, нетрадиционные повестки дня. Например, прекратившее свое существование Транстихоокеанское партнерство стало первым таким соглашением, в котором появились новые цифровые вопросы - трансграничные потоки данных, конфиденциальность в Интернете, кибербезопасность и защита "безопасной гавани" для интернет-посредников. Общественные движения выражают обеспокоенность непрозрачностью переговоров по цифровой повестке дня таких соглашений. Несмотря на то, что представителям гражданского общества было нелегко участвовать в этих переговорах. Владельцы компаний почти наверняка принимали участие в этих переговорах. Например, Джек Ма из компании Alibaba последовательно выступает за создание новых политических рамок, подчеркивающих роль транснациональных корпораций в выработке международных правил. Ма является лишь инициатором более масштабных усилий Китая по изменению правил работы в Интернете. В рамках своей амбициозной инфраструктурной инициативы BRI Китай также изложил концепцию развития "информационного шелкового пути". Государственные китайские телекоммуникационные компании все активнее инвестируют в развитие цифровой инфраструктуры в странах Азии; даже частные игроки, такие как ZTE, вкладывают средства в прокладку волоконно-оптических кабелей в таких странах, как Афганистан.
Внутренний рынок Китая только придает ему дополнительную силу для формирования такой инфраструктуры. Уже сейчас, по данным McKinsey, Китай является крупнейшим в мире рынком электронной коммерции, на долю которого приходится более 40% стоимости операций электронной коммерции в мире. Объем мобильных платежей в Китае примерно в 11 раз больше, чем в США, чему способствует широкое распространение электронных кошельков в городах страны. Каждый третий из 262 мировых "единорогов" - китайский, на них приходится 43% мировой стоимости этих компаний. В 2015 г. правительство Китая подписало инициативы "Сделано в Китае 2025" и "Интернет плюс", направленные на цифровизацию китайской экономики путем внедрения искусственного интеллекта, робототехники и цифровых услуг в производственные процессы.
Развивающиеся страны, таким образом, оказываются в ситуации "ловушки-22". Они не могут отступить от оцифровки, поскольку она приносит огромную экономическую и социальную пользу. В то же время они не получают никакой выгоды от огромных массивов природных ресурсов, которыми они обладают в виде индивидуальных данных. Интеграция Uber с местной транспортной инфраструктурой как нельзя лучше подчеркивает эту дихотомию. Данные, которые она генерирует о схемах движения, представляют огромную ценность для правительств. Однако кому принадлежит эта ценность? Могут ли государства заставить Uber предоставить свои данные?
Сегодняшний цифровой порядок до жути похож на колониальные завоевания прошлого. Горстка стран, в основном из развитых стран, за исключением Китая, сегодня контролирует практически все сети передачи данных. Структурная зависимость развивающихся стран сегодня выше, чем когда-либо, что позволяет некоторым называть современный порядок "цифровой колонизацией ".
КАКИЕ ЗАИНТЕРЕСОВАННЫЕ СТОРОНЫ?
Очевидно, что вопросов, преследующих киберпространство, множество. Кто контролирует его основные функции? Можно ли нарисовать политическую карту границ Интернета? Чье видение Интернета нам принять? Как регулировать деятельность платформенных гигантов? И кто в этих вопросах "мы"? В кругах, занимающихся вопросами управления интернетом, принято считать, что многие из этих решений должны приниматься с участием множества заинтересованных сторон. После ВВУИО США неоднократно заявляли о своем намерении разорвать связи между Министерством торговли (DoC) и ICANN и передать управление DNS частному международному "многостороннему" органу. В конечном итоге именно разоблачения Сноудена изменили эту ситуацию. Вскоре после своего выступления в ООН бывший президент Бразилии Дилма Руссефф призвала к проведению новой глобальной встречи для оживления дискуссий по вопросам управления интернетом. Инициатива NETmundial, организованная в 2014 году, стала результатом этого призыва. Фади Чехаде, занимавший в то время пост генерального директора ICANN, встречался с Руссефф и поддержал ее призыв к проведению этой встречи. Большинство организаций, связанных с управлением интернетом, включая ICANN, IETF, Interactive Advertising Bureau (IAB), World Wide Web Consortium (W3C) и ISOC, собрались в Уругвае 7 октября 2013 г. и выпустили заявление, в котором дистанцировались от правительства США и его действий, призвав к созданию «среды, в которой все заинтересованные стороны, включая правительства всех стран, будут участвовать на равных условиях».
Хотя администрация США может отрицать, что разоблачения Сноудена и новая инициатива NETmundial изменили ее политику в области управления интернетом, большинство наблюдателей сходятся во мнении, что так оно и было. Перед лицом враждебного международного давления администрация Обамы в одностороннем порядке приняла решение о прекращении действия контракта ICANN с DoC. В то время в новостях сообщалось, что представители администрации предупреждали президента Обаму о том, что любая задержка в осуществлении перехода приведет к тому, что надзор за Интернетом будет осуществляться ООН. В конечном итоге США согласились передать контроль за основными функциями Интернета международному "многостороннему" органу.
В этом свете возникает вопрос, почему США и их корпоративные союзники так настаивали на создании "многостороннего" органа. Что это означает на практике, и к чему это приводит? В отличие от многостороннего принятия решений, в котором участвуют более крупные государства, многосторонняя модель ставит государства в равные условия с бизнесом и представителями гражданского общества. Как уже говорилось в предыдущих частях этой главы, такая модель была частью более широкой тенденции к переосмыслению глобального управления для XXI века. Однако в то время эта идея так и не была до конца проработана и критически оценена из-за подавляющего влияния Америки в начале 2000-х годов. Сегодня единственными заинтересованными сторонами, имеющими реальный голос в дискуссиях по вопросам управления Интернетом, являются корпорации и представители гражданского общества стран Глобального Севера. Чтобы понять, насколько распространены и укоренены такие голоса, полезно рассмотреть пример Инициативы NETmundial.
Представители гражданского общества с самого начала отнеслись к этой инициативе скептически, прежде всего потому, что она была выдвинута ICANN и ВЭФ, известным организацией ежегодной эксклюзивной встречи политической и экономической элиты мира в Давосе. Это одна из причин, по которой ряд общественных организаций, таких как ISOC и Just Net Coalition (JNC), решили воздержаться от
