Ах, знала бы она, чем всё это кончится — она бы с готовностью прикусила свой язык, это уж точно! Но теперь...

Теперь уже ничего не поделаешь. Генри Дриксон мёртв, и она — главная подозреваемая для его придурочного сына, а вместе с ним и для всех людей в белых пиджаках, что работают на «Майтвилл». И попасться к ним в руке для неё хуже смерти, это уж точно...

Хорошо хоть она не одна бежит от этих гадов в белых одеждах! Дэн, такой молодец, такая умница — одним решением доказал, что он действительно любит её, отправившись с ней в этот опаснейший путь, в эти отчаянные бега! Недаром же он клялся ей в вечной любви, ведь правда? И кстати...

Где его там только носит? Сколько времени уже прошло! Она уже начала откровенно за него волноваться!

Внезапно старые двери их со Столзом убежища со скрипом отворились. Агата бросила в их сторону настороженный взгляд. Дэн? Вернулся, наконец?

Да, в дверях действительно стоял её любовник. Только он был бледен, как сама смерть. В глазах застыл животный страх. Столз тяжело дышал, не сводя глаз со Шпац.

— В чём дело, Дэн? — обеспокоенно спросила Агата, подходя к нему. — На тебе лица нет! Что произошло?

— Да в принципе ничего страшного! — с вымученной улыбкой махнул рукой парень. — Просто меня чуть не убили — а остальное так, пустяки...

— Ах, Дэн! — бросилась к нему в объятья девушка, осыпая его лицо поцелуями. — Это всё из-за меня, Боже, это всё из-за меня! Прости меня, прости, прости...

Столз хотел сказать, что ничего страшного не произошло. Хотел сказать, что во всём этом нет никакой вины Агаты.

Хотел сказать многое. Но вместо этого ему удалось лишь разрыдаться, ведь так близко к смерти, как он был буквально несколько минут назад, убегая от оравы людей «Майтвилла», он не был ещё никогда...

Француз сидел за столом на своей огромной кухне и занимался своим любимым делом — как он любил говаривать, своим истинным настоящим хобби. А именно — Француз ел. Весь стол был уставлен таким количеством яств, что, казалось бы, этим можно было накормить целую толпу голодающих нищих, живущих на окраинах Хротцбера. Но нет, все эти блюда, которыми был полностью уставлен стол официального представителя корпорации «Техно», были всего лишь лёгкой закуской для него.

Не просто же так у него, в конце-то концов, выросло то брюхо, по которому Француза узнавали даже те, кто лично его не знал!

Мысли толстяка были устремлены к недавним покушениям на него и на Адольфа, и в душе Француз просто сокрушался, как этот проклятый неофашист сумел так ловко его провести. Кто бы мог предположить, что, поймав Милье, Адольф вместо того, чтобы убить его как можно скорее и как можно мучительнее, просто заставит его признаться в том, что Леонард действовал по указке Француза. Как тонко всё прошло! То есть, получается, что покушения на Француза со стороны Адольфа, может быть, вообще не было — мало ли из-за чего там машина взорвалась! — а вот в случае с неудачным покушением на фюрера оказывалось, что мерзкий Француз подослал к нему убийцу, чтобы самым грязным образом уничтожить конкурента!

Нет, конечно, Француз предусмотрел, что ситуация может повернуться именно так. Недаром же он на это дело послал именно Леонарда Милье — только что освободившегося заключённого после пятнадцати лет проведённых в тюрьме! Ни связей, ни родных у него не было — да что там, у Милье не было даже собственного дома. Одно слово Француза — и все обвинения какого-то там полубомжа пойдут прахом. Толстяк уже дал несколько интервью, в котором уверял, что никакого Милье не знает, и вообще — вся эта история дурно пахнет и, скорее всего, придумана самим Адольфом, чтобы опорочить доброе имя Француза. Только вот проблема в том...

Проблема в том, что его имя уже опорочено, причём прилично. Утреннего новостного потока, в котором все телеведущие только и говорили о задержанном убийце, пытавшимся убить Адольфа по заказу Француза, оказалось вполне достаточно, чтобы ещё примерно с полгода дешёвые жёлтые газетёнки пестрели фотографиями представителя корпорации «Техно» в Хротцбере с жирными красными подписями «УБИЙЦА!!!», «ЗЛОДЕЙ!!!» и так далее. Конечно, ничего, выходящего за пределы допустимого, с Французом не произошло, но всё же урон (причём весомый урон!) по репутации толстяка со стороны Адольфа был всё же нанесён.

«Ничего! — подумал Француз, уплетая куриную ногу. — Покричат-покричат, да и забудут! Наверняка не пройдёт и нескольких месяцев, как в Хротцбере произойдёт что-то такое, что полностью перекроет воспоминания о моём покушении на Адольфа,! А пока... Пока надо готовиться!»

Француз полностью обглодал куриную ногу и бросил кость в тарелку. Да, Адольфа он знал слишком хорошо, чтобы полагать, что этот чёртов неофашист так просто оставит покушение на свою жизнь. Наверняка фюрер корпорации «Скинни» уже готовит свою страшную месть, подыскивая на роль исполнителей убийства Француза своих лучших парней. Что ж, его право сделать следующий шаг, сомнений никаких нет. Толстяк со своими железными солдатами будут ждать любое поползновение Адольфа против его особы. И...

«И подумай трижды, Адольф, прежде чем делать этот шаг! — подумал Француз, уплетая салат „Цезарь“ на своём столе. — Ибо он может стать для тебя воистину роковым...»

Толстяк продолжал самозабвенно пожирать еду, которой был уставлен его стол. Уж если скоро ему написано помереть, то он помрёт хотя бы сытым!

С ночного неба закапали первые слёзы дождя. По огромной серой луже, отражавшей в себя розовую неоновую вывеску секс-шопа прошествовал высокий человек (человек ли?) в широком чёрном плаще. Он шагал по улице Хротцбера, наслаждаясь темнотой и начинающимся дождём.

Всё равно наслаждаться светом он не мог. Как, впрочем, и все вампиры.

Высокий, с длинными чёрными волосами, этот вампир уверенно шёл вперёд с одной лишь целью — утолить свой кровавый голод. И он был просто уверен, что это ему скоро удастся. Какой-нибудь бездомный, или напившийся алкоголик, или заблудившийся ребёнок — кто-нибудь вампиру да попадётся. В конце концов, если он не найдёт того,