Майя молчит, но я вижу, как ее глаза начинают блестеть от слез.

Прошу ее:

— Прекрати себя есть. Нет в том твоей вины и быть не может.

Не помогает.

Слез в ее глазах становится все больше, того и гляди прорвут плотину.

— Обещаю тебе, милая, я найду виновных, — говорю ей. — Мои люди усиленно ищут всех и каждого, кто в тот роковой день находился в роддоме. Я принесу тебе правду о том дне на блюдечке с голубой каемочкой.

— Я — горе-мать, которая даже не поняла, что воспитывает не своего ребенка… — стонет Майя и смахивает со своей щеки слезу.

— Ты не единственная, кто вот так попал, — пожимаю плечами. — В мире найдется немало женщин, что так же, как и ты, растили чужого ребенка, будучи в неведении. Любили его, холили и лелеяли. От такого никто не застрахован, как бы ни бил себя пяткой в грудь, что с ним-то такого не случится. И ты никакая не горе-мать, Майя. Ты отличная мама, запомни это!

— Ты правда так считаешь?

Киваю:

— Конечно.

И вижу, как она вздыхает с облегчением. Вроде как тянется ко мне.

Красивая такая… Даже когда грустная. Глаза так и блестят небесно-голубой роскошью.

Сегодня она весь день щеголяла в джинсах в обтяжку и бежевой кофточке. А сейчас сидит передо мной в голубом платье-футболке до середины бедра. Безразмерная вещь, которая каким-то образом делает Майю еще миниатюрнее, еще сексуальнее.

Жадно сглатываю.

— И жена ты классная была, — признаюсь с чувством. — Мне с тобой обалденно было.

От моих слов глаза Майи увеличиваются до невероятных размеров. Она явно не ожидала услышать ничего подобного.

— Можно, я разочек? — прошу ее сдавленным голосом.

Майя недоуменно на меня смотрит, облизывает нижнюю губу, и меня ведет…

Тянусь к ней, сгребаю в объятия и целую. Точнее, не целую даже, а просто вбираю ее губы в рот, съесть их хочу, такие вкусные. Сую между ее губ язык, заполняю им ее нежный рот.

От переизбытка ощущений сносит крышу.

Останавливает лишь то, что Майя упирается кулаками мне в грудь. Не то чтобы отпихивает, но и в ответ не обнимает, поцелуя не возвращает.

Нехотя отрываюсь, смотрю ей в глаза пьяным взглядом.

Майя просит:

— Артем, не надо!

— Не буду, — зачем-то обещаю.

Прикасаюсь к ее лбу своим лбом, трусь носом об ее носик и снова жадно вбираю ее губы. Они меня слишком манят, слишком нравятся.

— Артем… — стонет она сквозь поцелуй.

— Я один разок, маленький…

Сжимаю ее в руках, пихаю язык в ее маленький рот.

Теряю контроль всего на секунду.

Одну вшивую секунду!

За это время умудряюсь подмять Майю под себя, задрать ее платье и рвануть со всей дури черное кружево…

Очухиваюсь, когда Майя уже откровенно пытается меня с себя скинуть.

Отпускаю ее и снова сажусь.

Недоуменно смотрю на черное кружево, что держу в руке.

Я сорвал с нее трусы.

Майя отскакивает от меня на другой конец дивана, смотрит возмущенно.

— Ты совсем того…

А я разжимаю кулак и бездумно разглядываю трусики.

Симпатичные такие, черные, кружевные, миниатюрные… были. Такие не станешь надевать, если не хочешь никому показывать, верно? Значит, Майя хотела? Или по крайней мере предполагала такую возможность.

— Артем, иди к себе! — Майя смотрит на меня исподлобья.

А я откидываю в сторону ее трусики и выдаю:

— Не хочу никуда уходить, с тобой хочу… Семью восстановить, отношения.

— Зачем тебе это? — спрашивает она. — Если из-за Ники, то это совершенно не обязательно, мы сможем и так…

— Да при чем тут вообще Ника? — развожу руками. — Я ведь и до нее хотел с тобой мириться. Готов был на все… Хоть одну причину назови, почему ты меня все время гонишь? Ты все еще обижаешься? Мне искренне жаль…

— Просто не понимаю, зачем я тебе? — горько вздыхает она. — Не прийди я к тебе просить помощи для Поли, ты ведь и не вспомнил бы про меня. Жил бы дальше своей жизнью…

— Начнем с того, что я про тебя никогда и не забывал! — пытаюсь доказать очевидное. — И я не жил своей жизнью. Я какую-то чужую жизнь жил! Притворялся, что у меня все хорошо, что я в порядке, даже местами счастлив. Но это все была картинка на публику, а в душе у меня была черная дыра.

Майя недоверчиво на меня смотрит, а потом вдруг шепчет:

— Знакомое чувство…

Я цепляюсь за это, как за спасательный круг, и продолжаю:

— Ты мне вот что скажи. Недавно ты предъявила мне, что я заставил тебя с собой спать. Я думал, это было не так. Я думал, ты спала со мной, потому что тебе нравилось, потому что ты тоже хотела. Я ведь в сердцах тогда ляпнул про постель и договор этот уродский… Скажи, ты совсем не хотела этого? Через силу в койку ко мне ложилась? Потому что если это так, то я сейчас, конечно же, уйду. Больше не трону тебя…

Майя не отвечает.

Прячет взгляд и отчаянно краснеет.

— Ты любишь меня? — наконец задаю самый важный для меня вопрос. — Хоть немного, хоть самую малость любишь?

Я замолкаю, внутренне сжимаюсь, готовлюсь к тому, что Майя вполне может сказать: «Нет».

Но она отвечает вполне четко:

— Люблю…

При этом поворачивает лицо ко мне и смотрит как испуганный олененок. Будто она боится меня любить. А все же любит.

Секунда — и я уже совсем рядом, дышу ей в губы, прошу охрипшим голосом:

— Повтори, пожалуйста, а то я не расслышал.

— Очень люблю, — говорит она с надрывом.

— Тогда почему ты меня отталкиваешь? — спрашиваю не своим голосом.

Губы Майи подрагивают, а глаза вдруг становятся влажными.

— Что если мы сейчас сойдемся, а потом ты меня снова бросишь, Артем? — спрашивает она звенящим голосом. — Я же не смогу это выдержать второй раз, я же с ума сойду, мне так больно было, так плохо…

О, как же мне знакомы эти чувства.

— Майя, — я беру ее за руку. — А почему же ты мне ни одной эсэмэски, ни строчки, ни слова… Я