по полу за волосы, пока она кричала, слезы текли по ее лицу, руки тянулись вверх, чтобы попытаться убрать его руки. Именно тогда можно было увидеть синяки на ее запястьях.

От того, что ее удерживали.

Мой желудок снова забурчал, и я почти с ужасом осознала, что под столом Барретта стоит мусорная корзина, моя нога вылетела и потащила ее немного вперед, звук, скребущий по полу, был почти оглушительным для меня, но никто больше не обращал внимания, так как Касс и нападавший были всего в нескольких футах перед камерой.

Он все еще держал ее за волосы, заставляя ее голову отклониться назад под углом, который, должно быть, причинял боль по шее и плечам, обнажая идеальную полосу синяков на шее, которые выглядели скорее как от ремня, чем от руки, потому что линии были слишком идеальными.

«Чертов ремень вокруг ее горла».

Следующим звуком, сопровождающим хныканье и сопение Кэсси, когда все ее тело сотрясалось с такой силой, что казалось, будто она находится в середине припадка, был голос мужчины, управляемого роботом.

— Спасибо за деньги.

Именно в этот момент мы все сразу увидели это.

Свет отразился от очень длинного, очень блестящего, очень острого лезвия за секунду до того, как оно уперлось в левую сторону шеи Кэсси и пронзило насквозь правую, крик Кэсси пронзил всю мою систему.

— Е*аный Христос, — прорычал голос Тига, его рука двинулась, чтобы прикрыть мне глаза.

Но я выгнулась вперед, не в силах ничего с этим поделать.

Мой желудок проиграл битву.

Меня с силой вырвало в мусорный бак, слезы текли по моим щекам, все внутри меня восставало против того, чему я только что была свидетелем.

Убийство.

«Убийство».

Я видела, как моя лучшая подруга лишилась жизни прямо у меня на глазах.

Это была последняя по-настоящему сознательная, здравая мысль, которая пришла мне в голову на долгое время.

Глава 12

Тиг

Я видел много поганого дерьма на своем веку.

И в свое время я натворил много поганого дерьма.

Но ничто, ни одна жизнь, которую я видел после того, как ее забрал кто-то другой, ни одна жизнь, погибшая от моих собственных рук, ничто даже близко не могло сравниться с тем, каково это — видеть этот нож, понимать, что ее шея была перетянута под таким углом, чтобы он мог перерезать обе артерии, чтобы он был уверен, что она захлебнется собственной кровью и умрет, видеть брызги крови на мгновение, прежде чем ее тело было брошено на пол и камера выключилась.

Я повернул голову, сразу же найдя Сойера, и увидел там тот же мрачный взгляд.

Джейсторм и Эл уже вернулись к своим ноутбукам, судорожно возвращаясь к работе. Потому что больше не было необходимости искать этого сукина сына, потому что он украл девушку и, похоже, надругался над ней. Нет, на свободе был гребаный убийца.

Этого нельзя было допустить.

Алекс осталась за столом. Хотя она не была обидчивым человеком, ее рука автоматически потянулась к Кенз, которая резко отшатнулась.

— Алекс, звони в полицию, — решил Сойер, заставив ее повернуть голову в его сторону, ища ответы и находя их, все мы понимали, что влипли по уши. И хотя мы ничего не могли сделать по-другому, мы все знали, что нам нужно сообщить об этом и принять любую тираду, которую мы получим за перевод денег, и принять любой опыт, который они смогут предложить. — Тиг, — добавил он, кивнув головой в сторону Кензи, которая, казалось, опорожнила свой желудок, но была просто вся в беззвучных рыданиях.

Я кивнул, потянулся за рулоном бумажных полотенец, которые Барретт держал на своем столе, оторвал несколько штук и протянул ей. Она все еще достаточно осознавала окружающее, чтобы взять их, вытереть глаза, высморкаться, выбросить в мусорное ведро.

Я потянулся к ней, чувствуя, как она отстраняется, но понимая, что мне нужно отвести ее на секунду, попытаться успокоить. Или, вместо этого, хотя бы подвести ее к туалету на случай, если это повторится. Поэтому мои руки скользнули по ее плечам и под ноги, осторожно, чтобы никого не задеть, потому что, несмотря на чертовски безумную ситуацию, в которой мы находились, я все еще отчетливо осознавал, что она стала коммандос. И Кензи, которой она снова станет, когда опечалится, ну, у нее будут мои яйца как серьги, если она узнает, что я позволил ей вспыхнуть перед всеми этими людьми.

— Пойдем, милая, — сказал я, чувствуя, как она уткнулась лицом в мою шею, мокрые слезы касались моей кожи, ее тело сотрясалось от рыданий.

Я закрыл нас в ванной, усадив ее на колени в маленьком пространстве.

Я обнаружил, что мне нечего сказать.

Потому что сказать было действительно нечего.

Что я мог сделать? Кормить ее банальными фразами о том, что все будет хорошо, что она переживет это, что мы ничего не можем сделать?

Ситуация была ужасна до невозможности. То, что ей пришлось видеть, как это дерьмо разворачивается, было еще хуже. Для нее было бы достаточно плохо просто получить звонок о трупе, узнать, что ее убили, даже просто узнать подробности. Все это было травмирующим, печальным, меняющим жизнь.

Но видеть, как происходит это дерьмо?

Логично, что она сломалась.

Ради всего святого, мне было трудно держать себя в руках, а я был профессионалом.

Поэтому, без всякого другого, я сказал единственное, что я знал, что это правда.

— Я здесь для тебя, милая. — Мои губы впились в ее волосы, прижимая ее крепче, когда из нее вырвался болезненный, предсмертный животный звук, что-то, что было похоронено глубоко; это был самый ужасный звук, который я когда-либо слышал в своей жизни.

Я понятия не имею, как долго я держал ее, как долго она плакала, казалось, что внутри нее был бесконечный колодец.

Мы, наверное, так бы и просидели там всю ночь, если бы не раздался стук в дверь, прежде чем она открылась, и я увидел Алекс, которая выглядела измотанной до предела.

— Я позвонила Пейну, — сказала она, пожимая плечами. — Я не знала, что делать. Ей нужна семья…

Я кивнул, когда она отодвинулась с дороги, и появились Пейн и Риз, оба с осунувшимся видом, когда я кивнул им. Я встал, намереваясь отдать ее на руки брату. Но когда он попытался отстранить ее от меня, она хныкнула и еще глубже зарылась в мою грудь.

Он поднял на меня брови, мгновенно оценив ситуацию. Я не мог понять, какой была его реакция, потому что его лицо было закрыто.

— Кенз? —