Шрифт:
Закладка:
— А раненые? — спросил он, чувствуя, что сегодня его односельчане могут неплохо заработать.
Привели раненых. Как человек, знакомый с военно-полевой хирургией, Анастасия определила, что большой опасности для жизни их раны не представляют. Оба они получили повреждения, характерные для всадников, атакующих пехоту, ведущую огонь. Одна пуля застряла в мякоти бедра, вторая вообще прошла по касательной, лишь разорвав кожный покров на икроножной мышце.
— Тридцать пиастров — этому и двадцать пиастров — тому! — вынесла она свой приговор.
Инает-ага сразу согласился с таким решением. Деньги перешли из рук в руки, и татарин тщательно их пересчитал. Он был доволен разрешением конфликта и не спешил расставаться с русскими. Интерес у него вызывало все: их оружие, одежда, экипаж, лошади и, конечно, — белая женщина, которую он разглядывал не таясь.
Анастасия отправилась в эту поездку, надев свой новый костюм для городских прогулок. Он состоял из «карако» — суконного сюртучка длиной до середины бедра, синего цвета, с темно-синим воротником и обшлагами, с большими пуговицами, нашитыми от воротника до самого края полы. С «карако» в этом году носили белый атласный жилет на перламутровых пуговицах и белую же батистовую юбку. В правом кармане жилета у Анастасии находились часы на золотой цепочке, украшенной брелоками и свисающей к юбке. Широкие опущенные поля шляпы-«шарлотты» из плиссированных батистовых оборок затеняли ее лоб и глаза.
Левой рукой она прижимала к боку дамскую сумочку-ридикюль из плотной гобеленовой ткани. Там в боковом кармашке лежал ее талисман — камея с профилем богини Афины-воительницы. Сумку оттягивал вниз ее любимый «Тузик». Анастасия иногда на ощупь проверяла, на месте ли его курок, приготовленный для выстрела и потому взведенный вверх.
Диалог с аборигеном был еще не закончен. Молча они стояли друг против друга, не испытывая, однако, никакой взаимной вражды. Инает-ага совсем не походил на террориста. Такие смуглые, хитровато-добродушные крестьянские физиономии с широкими скулами и карими глазами нередко попадаются и в южных губерниях России, некогда граничивших с Диким полем, где русичи испокон века сталкивались с печенегами и половцами. Кровь давно смешалась, и эти ветви теперь уже не разделить.
Повинуясь безотчетному порыву, Анастасия опустила руку во внутренний карман своего «карако» и протянула татарину три золотых турецких флори.
— Весьма сожалею о случившемся, достопочтенный Инает-ага. Не держите зла на моих соотечественниов. Об этом прошу вас я, простая русская женщина….
Энвер очень долго переводил ее слова, видимо, добавляя от себя какие-то пояснения. Крымчанин слушал его и кивал головой. Потом он взял золотые монеты и поклонился.
— Благодарю вас, госпожа, за подарок. Жаль только, что плохое время выбрали вы для поездки.
— А по-моему, погода стоит отличная. — Она сделала вид, что не поняла собеседника.
— Нет покоя в нашем государстве.
— Кто же нарушает его?
— Здесь полно пришельцев из-за моря. Они мешают светлейшему хану Шахин-Гирею и хотят, чтобы мы снова воевали с русскими.
— Я думаю, наша война окончена, — сказала Анастасия.
Инает-ага с ней согласился:
— Да, это так, но в моей деревне Орта-Мамай никто не пойдет за ними, хотя они обещают деньги.
— А карачи Адиль-бей?
— Трех сыновей он отдал Селим-Гирею. Они воевали в 1771 году, потом вместе с этим ханом ушли в Стамбул к султану. А русские не стали ему мстить. Нет, он не поднимет меча против вас… Но вы, госпожа, будьте осторожны.
— Спасибо, Инает-ага.
Больше ничего не сказал ей татарин. Он сел на свою низкорослую лошадку, что-то крикнул односельчанам, и они, взмахнув плетками, поскакали в степь. Русские долго смотрели им вслед, пока пыльное облако не заслонило от них силуэты крымских всадников в островерхих шапках и широких кафтанах.
Дождь все-таки пошел. Но путешественники уже находились у колодца с зарослями ежевики. Они спрятались под деревянным навесом и развели огонь в очаге. Кучер Кузьма и сержант Чернозуб следили за пловом, варившимся в казане. Остальные, не выпуская заряженного оружия, настороженно вглядывались в ровные, кое-где всхолмленные пространства.
Анастасия мысленно благодарила судьбу за необыкновенную удачу. Начнись дождь на час раньше, они не смогли бы остановить выстрелами любознательных жителей деревни Орта-Мамай, потому что порох на полках карабинов и пистолетов сразу бы отсырел и они сделались бы совершенно бесполезными. Конечно, русские могли бы отбиваться палашами и шпагами, но татары легко бы реализовали тогда свое численное преимущество…
Они вернулись в Гёзлёве уже вечером, и Анастасия решила, что завтра надо уезжать отсюда в Бахчи-сарай. Она даже вызвала к себе Энвера, рассчиталась с ним полностью и попрощалась, сказав, что больше в его услугах не нуждается. Молодой турок даже загрустил. Однако поручение было выполнено. Она отметила на карте и описала все колодцы, расположенные в окрестностях селений Отар-Мойнак, Ялы-Мойнак и Орта-Мамай, встретилась с Адиль-беем из рода Кыпчак, увидела его лошадей, которые паслись на северо-западе крымской степи.
А ночью разразился шторм.
Постояльцы в «Сулу-хане» проснулись оттого, что сильнейший порыв ветра ударил в окна и загремел деревянными ставнями. Анастасия выглянула на улицу со своего второго этажа. Ураган трепал ветки акаций, гнал по мостовой листья, кружил смерчи из пыли. За домами, в гавани, ревело и стонало море.
Глафира заикнулась было о походе в степь за лекарственными растениями. Но Шевкет-ага, подавая им на завтрак чай и большой многослойный пирог «берек» с начинкой из баранины, рыбы и фасоли, не советовал теперь выходить из дома. В степи гуляет такой же ураган, как и в море, объяснил он.
Анастасия отправилась проведать Алмаза. Понемногу она привыкала к этому злому и умному существу. Когда она открывала двери в конюшне, то буйный порыв ветра вырвал у нее из рук створку и с силой ударил о стену. Лошади тревожно заржали, переступая с ноги на ногу в денниках. Алмаз увидел ее и потянулся ей навстречу. Она отдала ему угощение — лепешку, посыпанную солью.
— Ешь, красавец ты мой!
Анастасия приступила к чистке. Алмаз жевал лепешку и подставлял ей бока, плечи, круп. Порывы ветра пугали его. «Араб» чутко вслушивался в завывания ветра и доверчиво клал голову ей на плечо. Теперь он уж точно был ее лошадью.
Шторм умиротворил Алмаза. На князя Мещерского непогода, однако, подействовала совершенно противоположным образом. Ближе к вечеру, стоя у окна и глядя на красное предзакатное небо, он вдруг сказал Анастасии, что сейчас намерен идти на песчаный берег, чтобы искупаться, и это есть давняя мечта всей его жизни: бороться на море с волнами. Анастасия отнеслась к его
