* * *

Ташино лицо – воплощение шока. Она с широко раскрытыми голубыми глазами переваривает мой рассказ. Мы вместе плачем от грустных воспоминаний, навеянных визитом Роберта.

– Самое безумное то, что во время этого безобразия я наконец поняла, что больше его не боюсь. Да, ладно, пусть я пришла к такому выводу, прячась в ванной, но я возражала ему, когда мы были вместе. До этого я будто не замечала, насколько омерзительно он себя ведет. А когда увидела в Греции, вне привычной обстановки, его словно осветили прожектором. Так гадко.

– Поверить не могу! Нет, могу, конечно, но кем он себя вообразил? Надеюсь, он тебя пальцем не тронул.

Со стороны наш разговор может показаться сюрреалистичным. Но, произнеся все это вслух, я словно сбрасываю старую кожу и прихожу в себя.

– Нет. Ты бы мной гордилась. На меня как будто снизошло озарение. Может быть, Метони наконец заставил меня взглянуть на жизнь совсем по-другому, открыл мне глаза. Оскорбления Роберта, сколько бы их ни было, терпеть было нельзя. Я ненавижу себя за то, что закрывала на них глаза. Я заслуживаю лучшего, и смелость, когда-то меня покинувшая, возвращается. Приеду домой, напишу заявление в полицию, чтобы меня оградили от подобных визитов.

– Слава богу! – кричит Таша. – Конечно, ты заслуживаешь лучшего. Нам так тяжело было видеть твои мучения, зная, что это он виноват, но ты никого не слушала. Будто только сейчас поняла, какими могут быть нормальные взаимоотношения. А ты ходила на цыпочках, боясь его расстроить. Я была в ярости, что он появился на похоронах мамы Линс, но набраться наглости приехать в Грецию пьяным в стельку и шпионить около дома Тео – просто уму непостижимо!

– Ну, с Тео тоже покончено. Короче, не жизнь, а бардак.

– Тео, может, вернется?

– Не знаю, Таш. Мне нужно побыть одной. Ему тоже. Ты бы простила, если бы застала кого-то, целующегося со своим бывшим, и неважно, что этот поцелуй был непрошеным? Мне нужно подумать, хочу ли оставаться здесь.

– Ну половина твоего отпуска прошла. Может, вернешься? Ты уже достаточно натерпелась. И увидишь, что уготовила тебе судьба.

– Ой, подарков судьбы и ду́хов, сбивающих с толку, было более чем достаточно. Думаешь, все имеет смысл, а на самом деле – нет. Классический пример – татуировка…

– Кстати, о тату. Должна признаться, что в твоем каталоге событий – это самое странное.

– Видишь, это главное. Я приезжаю сюда, чтобы найти мамину картину, а теперь посмотри, что получается. Картину я до сих пор не нашла, а все остальное превратилось черт знает во что.

– Конечно, все это требует много сил, но поскольку я очень эмоциональна, до следующей атаки гормонов скажу: с Робертом ты разделалась, а все остальное утрясется. Кроме картины. С ней непросто. Но найдешь ты ее или нет, возвращайся домой. И отдохни. Я тебя люблю, но выглядишь ты ужасно.

Как хорошо, когда есть с кем поделиться. Я не одна, Таша всегда рядом и выслушает без осуждения. Жаль только, что мы за сотни миль друг от друга, а не сидим бок о бок. Но, может, это вторая часть моего пробуждения – нужно научиться справляться с бедами самой, не полагаясь на Ташу.

События последней недели истощили мои силы. Неоконченных дел невпроворот: Тео, мамина картина… руки чешутся хоть чем-то заняться.

Как все сложно! Ни на что нет сил. Меня знобит и кидает в жар, горло распухло. После разговора с Ташей я ложусь и закрываю глаза.

Перед глазами, как мучительная заставка, плывет мамина фотография с Тони Джовинацци. Человек на заднем плане делает то, что у него получается лучше всего, – смотрит. Нужно его найти, но прежде пусть Тони пришлет фото. А почему не звонит Дмитрий из галереи в Пилосе? Мне жарко, я в поту, будто у меня лихорадка. Я погружаюсь в сон. В бреду меня тревожат вспышки лиц, людей и картин. Они сталкиваются в видениях, галлюцинациях, преследуют меня часами и не отпускают.

Меня тошнит, желудок сводит судорогой, и я, пошатываясь, иду в ванную, потом доползаю до кровати, чтобы снова видеть тревожные сны.

Я не остановлюсь, пока картина не будет у меня в руках. Она для меня слишком важна.

В конце концов, после нескольких часов бессонницы, я забываюсь глубоким сном. Погружаюсь во мрак.

Глава 19

Открыв глаза, я первым делом вижу потолок. Несколько блаженных секунд забытья перед тем, как память возвращается, я понятия не имею, что не так и почему у меня болит сердце. А потом, как в мультике со скалы падает тяжеленный камень, приходит осознание, сдавливая мою грудь тисками.

Я заболела и потеряла два дня поездки, не узнав про смотревшего на меня человека, не говоря уже о маминой картине, да и не выяснив отношений с Тео. Лихорадка перешла в кишечную инфекцию, или просто так мой организм отреагировал на стресс. На этот раз я спряталась, и мне помог сон. Я попыталась поесть, и съеденное тут же вышло обратно. Меня шатает, и желудок пуст, но, по крайней мере, не тошнит. Тело избавилось от яда, накопившегося от общения с Робертом.

Я хватаю телефон – наверное, пропустила важные звонки. Злюсь на себя за то, что так долго болела.

Боже, у Таши сегодня сканирование. Неужели пропустила? В календаре вижу, что у меня еще час до ее видеозвонка. И сколько дней осталось до возвращения домой. Всего десять, и я должна найти зацепку и отыскать мамину картину. Время бежит быстро.

Но прежде всего я должна быть там, ради Таши, ведь она всегда со мной, сколько себя помню.

В моем доме стоит затхлый запах, и я открываю двери на террасу, впуская свежесть. Снаружи воздух чист и прохладен, пахнет сырой землей. Ночью шел дождь, вчера, вероятно, тоже. Откуда мне знать – я спала как убитая.

Я слушаю голосовое сообщение и любуюсь видом. Душа уходит в пятки: сообщение от Дмитрия из галереи в Пилосе. Он просит меня связаться с ним как можно скорее.

Надо же, я ждала его звонка больше недели, а теперь дело срочное?

Тем не менее я сразу отвечаю, и он берет трубку.

– Yiássas, Дмитрий? Это Софи Кинлок.

– Kaliméra, Софи. Итак, со слов помощницы я понял, что вы ищете картину, и Тони Джовинацци тоже прислал мне сообщение, чтобы я с вами связался.

– Да, это трудно описать по телефону, но, если учесть, что в продаже она не появлялась, картина может до сих пор находиться в Метони,