— Доигралась, дура, — сказал он. — Довела собственного мастера. Так тебе и надо.

А потом положил руку ей щеку, и тёплая щекотная волна прошла по коже. Головная боль мгновенно отступила, а лицо перестало пылать от боли. Рука у мастера была тяжелая.

Ясмин даже спасибо не сказала. Только стояла и смотрела. Почему-то ей не приходило в голову, что мастер Файон может ее обмануть. Что мастер Белого цветка уехала по приказу Примула, а не чтобы оставить ее без защиты. Что Абаль ужасно добрый, даже когда очень злой. Что она могла бы дождаться мастера и попросить о помощи. Попросить о помощи Хрисанфа или Абаля, или связаться с матерью через цветок тотема, хотя это и было запрещено. Она обиделась на весь белый свет, вместо того, чтобы решать проблему. И вот чем это закончилось.

— Извините, — промямлила она.

Абаль вместо ответа потрепал ее по волосам, как ручного ягуара. Подобная вольность допускалась от старшего к младшему, и Ясмин вдруг поняла, что Абаль видит в ней ребёнка. И во Фло, и в остальных девочках их уровня обучения, чтобы те себе не воображали. Ясмин оттолкнула его руку и бросилась бежать.

Амина, отделившаяся от Ясмин, плавала внутри этой каши событий, то погружаясь полностью, то выныривая на поверхность, чтобы хлебнуть из настоящего времени. Не забыть, что все давно закончилось. Это только воспоминания.

Вдруг как-то разом стало понятно, что тогда на экзамене Ясмин мстила не Верду. Ее никак не тронули слова о незаконнорожденности, зато дали повод для мести мастеру Файону. Было приятно сидеть на допросе и троллить собственного любовника, включая время от времени трогательную невинность. Верд, который орал каждые полминуты и влезал в диалог, никого не интересовал. Мастер Бриар чуял подводное течение в их противостояния с мастером Файоном, но и подумать не мог, что тот спит с несовершеннолетним цветком. Регулярно.

Потом ей досталось, и эту часть Ясмин вспоминать уже не хотела.

События шли скачками, смешиваясь, сжимаясь или растягиваясь во времени. Иногда Ясмин набиралась смелости и погружалась в эту быстротекущую реку, чтобы увеличить, приблизить к глазам тот или иной день своего-чужого прошлого.

Мастер Белого цветка, отдавшая жизнь, чтобы передать ей дар, и умирающая в собственных покоях. Абаль, растерявший всю доброту к ней после экзамена. Мастер Файон, погружающий ее в собственную сеть перед каждым посещением Чернотайи, чтобы она могла пройти тест до и после, и не рассказать об их связи. Ему это даже стало нравится. Каждое возвращение из Чернотайи превращалось в пытку, потому что он снимал сеть не сразу. Ясмин отбивалась, как раненный кот, не помня об их связи, а он после со смешком рассказывал ей подробности. С трудом, но она свела их свидания к одной штуке в неделю, а мастер Файон в ответ увеличил количество операций в Чернотайе. Расстаться Ясмин боялась, отбывая повинность в качестве одной ночи в неделю. Она стала ходячим компроматом на мастера Файона, и потеряв над ней контроль, он мог бы разозлиться. Он мог бы убить ее.

И сейчас Ясмин лежала, как мертвая, скованная сетью, заново переживая самые страшные события своей — теперь своей — жизни. С трудом, но ей удалось дернуться под сетью, намертво придавившей ее к кровати.

— Айрис, — позвала Ясмин, и собственный голос показался ей чужим. Сорванным и простуженным. — Пожалуйста…

Айрис не могла не услышать. Бересклет всегда слышит Бересклета, тем более на таком малом расстоянии.

— Не нужно шуметь, милая Ясмин, — с тёплом в голосе сообщил мастер Файон. — Я попросил ее выйти в сад. Там есть чудесная благоустроенная веранда, где можно переночевать мечтательной девушке, любящей уединение.

Ясмин разрыдалась от липких прикосновений по всему телу. От ласкового голоса. От того, что никто не придёт. От того, что даже Айрис…Что знания прошлого мира на самом деле не дают ей никаких преимуществ. Наоборот, ставят ее под удар. Ясмин с ангельским смирением переносила насилие, от которого запросто сойдёт с ума дитя двадцать первого века.

— Ты знаешь, за что я наказываю тебя? — так вот зачем он вернул ей голос.

И память.

Она должна каяться и умолять о прощении. Жажда выползти из собственного окаменевшего тела стала невыносимой. Ум лихорадочно метался в клетке собственного тела. Ясмин напрягла все силы, но смогла только трепыхаться, как полумертвая птица.

Перед лицом всплыли змеиные желтые глаза мастера Файона.

— Я слушаю, Ясмин, — поощряющие произнёс он.

Его ласковый голос составлял разительный контраст с жестокостью действий.

Он же психопат, подумала она с ужасом. Неудивительно, что она его не распознала. Психопата днём с огнём не поймаешь. Даже если она станет умолять, он не остановиться, потому что цель его действий — не получить извинения, а причинить боль.

Ясмин сжала зубы и решила, что не скажет ни слова.

Глава 17

Но когда поняла, что осталась без сорочки, снова затряслась от ужаса. Ее никогда не били, не насиловали и не мучали. Ее не наказывали родители, а мужчины всегда были с ней милы. Может, потому что она пережила весь период юности, закрывшись в детской с книгами. Самое страшное, что с ней случалось — упившийся до синих демонов бывший, цапнувший ее за колени, когда она в очередной раз через него перепрыгивала. Вся боль, случившаяся в ее жизни, произошла вне сферы физического.

У неё просто не было статистики.

Плакать, как наполовину разделанная жертва маньяка?

А потом вдруг все закончилось. Руки, медленно жалящие тело, исчезли. Несколько секунд Ясмин лежала затаившись, как жучок в траве, прислушиваясь к собственным ощущениям. Но ее действительно больше никто не трогал.

В комнате стоял едва уловимый гул, как в трансформаторной будке, где высоковольтные провода словно шли через саму Ясмин. Или внутри улья. Или…

Или на арене при сражении мастеров. Она почти могла угадать звуки атак и защиты. А вот увидеть не могла. Ясмин по-прежнему лежала уставившись глазами в потолок, спелёнатая сетью. Это вернулась Айрис? В ней проснулась совесть, и она пришла ее спасти. Но… Айрис может сражаться с Файоном на равных?

Потом прикосновения вернулись. Что-то отвратительно медленно ползло по ее телу, царапая холодом ноги, потом живот и рёбра. Ясмин сжалась было от ужаса, но перед носом качнулась мелкая садовая змейка. Встав вертикально, как палочка, та покачивалась и кажется увеличивалась в размерах. То есть, она совершенно точно увеличивалась. На мгновение мелькнула пугающая мысль, что это мастер Файон полностью утратил человеческий облик.

— О господи, — сказала она с ужасом. — Это питон?

Или