— Сейчас моя стража…

Все равно повесить. Только не гнома, а клиричку.

— Ну и?..

Амата еще раз всхлипнула:

— Ди… Диран, я тут… Ну в общем… В пещере действительно нет троллей?

Я начал всерьез задумываться об убийстве одной конкретной светлой клирички, еле разлепляя руками глаза.

Проглотив оскорбление, вертящееся на языке (Великие боги! Вы видите, каких трудов мне это стоило! Да я за свою выдержку достоин венца Осененного Тьмой!), я буркнул:

— Действительно! — А потом едко поинтересовался: — Это все?

— Нет! — Она как клещ вцепилась в мою руку, чудом не пропоров ладонь своими когтищами, и, вставая на ноги, потянула куда–то за собой: — Пошли!

Трим поднял голову, поглядел на нас алыми глазами и ехидно фыркнул.

Уже сделав вслед за ней несколько шагов, я оглянулся назад, пытаясь разглядеть хоть что–то в окружающей нас темноте (что не говори, а во Тьме лучше!):

— А как же…

Какие, к мархангу, сочувствие или забота? Просто, если их сейчас все–таки съедят, это может, из–за клятвы, рикошетом ударить по мне, любимому! Да и на школе можно будет нарисовать жирный такой крест.

Клиричка нетерпеливо дернула меня за руку:

— Пошли! Я поставила защитный круг! На спящих никто не нападет!

Гм… И зачем тогда было нужно это разделение на стражи?! И–ди–о–ты.

Я как какой–то баран плелся в полной темноте за этой ненормальной, не видя дальше собственного носа больше из–за слипающихся глаз, чем из–за темноты, рискуя в зевке вывихнуть челюсти. Ну вот куда она меня тащит? И вообще, чего это она ко мне прицепилась?

— Т'кере! — Я нечаянно со всей дури засветил носком сапога по какому–то притаившемуся булыжнику, торчавшему из земли. — Уй, моя нога–а–а–а!!

В конце концов! Я ж не гном какой–то! Я вижу во Тьме, но не в этой темнотище!

— Тише, Диран, пожалуйста, тише, — успокаивающе забормотала Амата. — Мы уже почти пришли.

Ну–ну…

Несмотря на это самое «почти пришли», камни начали попадаться мне под ноги все чаще. Я шипел и ругался уже не замолкая. Амата чего–то тихо зудела впереди. Потом мы начали куда–то подниматься…

Наконец, клиричка остановилась, отпустила мою рук и тихо попросила:

— Ди, закрой глаза, пожалуйста…

«Ди»??? Гм… Никто не подскажет мне адрес ближайшего дома для душевнобольных? А то Амата чего–то заговаривается! «Злобного темного» обозвать ласкательным именем! Что, в лесу что–то крупное сдохло?

Но я послушно зажмурился, на всякий случай вспоминая про себя основные жесты защитной магии и активизируя Хранителя, а то мало ли — кто их, этих клиричек, знает, и через пару минут тихий голос Аматы шелестнул:

— Открывай…

Я немедленно выполнил ее… гм… просьбу… и замер, ошарашенно оглядываясь по сторонам. Мы находились в небольшом, шагов десять глубиной, гроте. Наверное, в том самом, где я предлагал переночевать: каменный в трещинах пол, покатые стены, нависающий потолок, до которого, подпрыгнув, можно дотянуться рукой…

Но сейчас, под воздействием магии клирички, пещера полностью изменилась. Добрая сотня легких болотных огоньков, практически прижавшись к стенам и заливая комнату неярким приятным светом, повисла примерно на уровне моих глаз. Стены затянули шелковые драпировки. В глубине пещеры возвышалась гора мягких подушек — судя по всему, иллюзорных. Если бы клиричка могла материализовывать предметы, она бы не шлялась с командой, а была бы при чьем–нибудь дворе!

Я оглянулся. Выход из пещеры закрыла стена медленно падающей воды. Тоже морок. Причем плохо сделанный — я даже прохлады от нее не чувствовал.

Окинув взглядом окружающее пространство, я вновь повернулся к Амате:

— Ну и зачем ты меня сюда привела?

Клиричка, теребя когтями рукав балахона (Нет, странная она все–таки: днем выглядит лет на двадцать пять–двадцать семь, а сейчас, в пещере, этой когтистой на вид больше пятнадцати и не дашь, — что за мутант?), тихо вздохнула:

— Диран… Я… Ты… Я поняла… Ты не такой плохой, каким хочешь казаться. Ты хороший… Сегодня вон от гоблинов нас спасал… А еще, ты симпатичный…

Я непонимающе уставился на нее. Н–ну? И к чему это она?

А клиричка вдруг облизнула губы (а язык тоже зеленый! Боги, что за кошмар?!) и мурлыкнула:

— Ди–и–ира–а–а–ан, ну подойди ко мне… — Она вскинула руки. На кончиках когтей заметались розовые огоньки. — Ди–и–и–ира–а–а–ан…

Ч–чего это она? Чего ей от меня надо? Ой, пойду я отсюда, на всяческий случай! Мне вдруг стало по–настоящему страшно. Впервые в жизни…

Один. В пещере. С какой–то полоумной и мурлыкающей дурищей. Которая тянет ко мне когтистые лапки и хочет неизвестно чего! Клиричка еще раз медленно, очень медленно облизнулась (меня в холодный пот бросило!) и пропела:

— Ди–и–и–ира–а–а–ан…

Покусает! Нет, ну точно покусает! Чего ж она, если не за этим, так зубками сверкает и ручки ко мне тянет? Не целоваться же в самом–то деле лезет?

— Ам–мата, т–ты ч–чег–го?? — только и смог выдавить я. — Теб–бе п–плохо, д–да? П–помочь? — Я с готовностью сплел пальцы в исцеляющее заклинание. Оно, конечно, емкое — но жить мне хочется гораздо больше!

Клиричка остановилась так резко, словно врезалась носом в невидимую стену… А потом рванулась ко мне.

Из головы мгновенно вылетели все защитные заклинания, жесты… даже самые простые. Перепуганным мархангом я взвился вверх и всеми конечностями уцепился в расщелины в потолке, отчаянно жалея, что не могу просочиться куда–нибудь в щелочку…

Амата промчалась подо мной как ужаленная. А в пещере все погасло, и снова опустилась темнота. Нет, ну вот решительно не понимаю я ее. Что за гадость ее цапнула?

Я расслабился и чуть не грохнулся на пол, еле–еле успев приземлиться на ноги. Одни неприятности от этой клирички.

Некоторое время я стоял неподвижно,