Глам. А весною, во время высокого солнца, снова пошла на убыль его сила. Торхалль захотел вернуться на свою землю. Ему нелегко было сыскать себе людей, но все же он снова обосновался на Торхаллевом Дворе. А только лишь наступила осень, снова началось все по-старому, и Глам стал досаждать сильнее, особенно мучил он хозяйскую дочку и в конце концов довел ее до смерти. Много испробовали разных средств, но все без толку. Людям казалось, что все идет к тому, что опустеет и вся Озерная Долина, если только не придет откуда-нибудь спасение[103].

Помимо коней смерти и драугов, на кладбищах встречались и наттрамны (nattramn), или ночные вороны. Их происхождение напрямую связывали с местом их обитания и действиями.

Так, одни считали, что это души злых людей, которые по ночам в образе птиц покидают могилу (по некоторым представлениям – гонимые щуркугримом) и летают по округе, крича, вздыхая и стеная.

Цель таких наттрамнов – отпугнуть от погоста. Редкий вор осмелится зайти на кладбище, коли там появляется стая ночных воронов. Неудивительно, что в Швеции возникло множество историй об испытании человека на смелость, в которых храбрецу предлагается отправиться ночью к могилам – а порой и заглянуть в кóстницу, где хранили кости, извлеченные из перекопанных захоронений.

Существовало и другое представление о наттрамнах: якобы это самоубийцы и некрещеные дети, тайно погребенные в лесу. Появляются они исключительно ночью, особенно по большим праздникам, и издают звуки, похожие на шуршание листвы или скрип колеса. Бывало, птица будто бы закаркает: «Karl! Karl!»[104] В таком случае можно не сомневаться: перед нами – душа страдающей женщины.

Летают эти наттрамны вдоль извилистых дорожек, будто бы преследуя людей, которым не сиделось в столь поздний час дома. В Сконе и Блекинге уверяли: у этих птиц острый клюв, а если взглянуть на них, когда они пролетают прямо над головой, то можно увидеть кости, просвечивающие через тонкую кожу и сверкающие в свете Луны. От такого зрелища люди заболевали и кашляли кровью несколько недель.

На самом деле вороны, переродившиеся из самоубийц и некрещеных детей, не желали причинить вред. Они двигались исключительно с запада на восток, желая попасть к могиле Христа для обретения вечного покоя. К земле ночные вороны не приближались, держась на расстоянии ярма, что тащит бык.

В рыбацком поселке Вик (Vik) в Сконе как-то ночью раздался раздирающий душу крик. Местный житель отправился посмотреть, что случилось. Увидел он ночного ворона, который поднимался над землей, стряхивая с себя могильный прах. Встреча такая опасна: ночной ворон может забрать душу путника.

Однако рыбак знал, как защититься. Упав на колени, он изо всех сил принялся рыть яму, в которую затем опустил нос. Лишь дыхание через землю могло спасти от наттрамна.

Глава 2. Привидения, призраки и духи

Тема оживших мертвецов существует во всех культурах, и Швеция не исключение. Считается, что духов, привидения и призраков можно встретить в старых домах, на кладбищах – да и просто ночью на улице. А полтергейст можно наблюдать в любом месте.

Выглядели эти существа по-разному: одни появлялись в виде скелета, другие – в виде белого облачка или тумана, третьи – без головы. Мертвецы перевоплощались в птиц, особенно часто встречавшихся на кладбищах (прежде всего, в ворона, дрозда или голубя), больших черных собак или кошек (порой их считали самим Дьяволом), а жадные старики, чтобы охранять нажитое добро, в момент смерти превращались в куриц или драконов.

Поведение призраков тоже отличалось: кто-то шумел, стараясь испугать, кто-то подшучивал, кто-то предупреждал. Но было и то, что объединяло привидения: во-первых, они не выносили передразнивания, из-за чего взрослые запрещали детям играть в духов, дабы лишний раз не провоцировать обитателей иного мира. Во-вторых, за редким исключением, мертвецы оживали только на ограниченное время. Дело в том, что в большинстве случаев они преследовали определенную цель и, достигнув ее, успокаивались.

В Швеции привидения впервые упоминаются в средневековых «общеевропейских» балладах. Яркий пример – баллада «Мачеха», где мертвая мать возвращается на землю и заставляет мачеху своих детей лучше обращаться с ними.

В другой истории к молодому юноше является неизвестный умерший мужчина и рассказывает, что в его смерти повинна собственная жена.

В балладе «Власть печали» мертвый жених на одну ночь приходит к невесте и просит не слишком кручиниться, ведь ее горе нарушает его загробный покой. Все эти сюжеты сохранились в фольклорных преданиях и балладах вплоть до наших дней.

Во второй половине XVII века духи фигурируют в судебных протоколах колдовских процессов. Позже всплывают разбирательства, в которых ответчики и свидетели заявляют о разного рода указаниях, которые якобы давали им усопшие. Так, мертвые могли поведать о своем «нечестно нажитом добре» и попросить донести эту информацию до соответствующих ведомств, когда дело дойдет до дележа наследства. В большинстве таких историй рассказчик сам оказывался заинтересованным лицом и тоже претендовал на какую-то часть имущества.

Для обозначения призраков шведы используют несколько слов. Наиболее общее – spöke («привидение, призрак»), однако параллельно существуют еще гасты (gast – «дух, призрак») и йенгонгаре (gengångare – «вновь ходящий»). Границы между этими понятиями размыты. Например, в Южной Швеции гастами называли практически всех умерших, в Бохуслене – исключительно утонувших моряков и рыбаков, а на севере страны это слово вообще встречается крайне редко. Тем не менее определенные различия в фольклорной традиции все же существуют, поэтому гастам и йенгонгаре посвящены отдельные главы.

В ожидании смерти

В Швеции всегда считали, что стать призраком – самое большое несчастье, которое может постичь человека. Умерший «застревал» между мирами, словно изгнанник, не нужный даже Сатане. Превратиться в привидение, по мнению простого люда, куда страшнее, чем попасть в ад.

Если при жизни человек не сталкивался с духами, то встреча обязательно происходила в последние минуты жизни. За грешниками являлся сам Дьявол; но если собравшиеся родственники видели его в обличии кота или собаки, то самому умирающему открывался истинный вид чёрта, отчего лицо искривлялось в гримасах[105].

Нелегко приходилось женщинам, которые при жизни избавлялись от нежеланных детей. Когда такая дама оказывалась на смертном одре, все несчастные умерщвленные младенцы садились у ее кровати и принимались жаловаться, что им не позволили появиться на свет.

Обычно у постели умирающего проводили ритуалы, которые облегчали переход в мир иной и минимизировали риск оживания мертвеца. Так, например, над женщинами, часто занимавшимися шитьем по воскресеньям[106], разламывали три или семь иголок. Под кровать колдуна