— Даолот говорит: иди к нему, Старые Кости, Которые Ползают.

Дензил яростно ткнул в Сильвестра пальцем.

— Что он сказал?

— Похоже, он что-то говорил, — прокомментировал Брюс и уставился на Сильвестра. Прежде чем Брюс смог что-то сделать, Арнольд исчез в переулке, угрожая кому-то:

— Ну, держись!

Сильвестр не смог сдержать улыбки. Дензил уставился на него, потом на вход в переулок.

— Что он сделал? — пробормотал он, а затем крикнул: — Арн, подожди! Он…

Ответ Арнольда или, по крайней мере, звук, который он издал, прервал Дензила. Арнольда словно тошнило и одновременно он пытался кричать. Хотя Сильвестр и испытал глубокое удовлетворение, он не мог допустить, чтобы это привлекло внимание друзей Арна.

— Даолот говорит, что теперь ты не Арн, — прошептал он. — Даолот говорит, что ты Скальп Вместо Лица.

Сильвестр почувствовал, как мир ещё немного закрутился, и его разум тоже. Арнольд вдалеке резко замолчал, как будто к его рту приложили кляп! Дензил стоял у входа в переулок, крикнув Арнольду, что он идёт на помощь. Там он заколебался, яростно оглянулся на друзей, и, осмелившись сделать ещё один шаг, стал указывать на них пальцем.

Пришло время, подумал Сильвестр, продолжить начатое.

— Даолот говорит, перестань быть Дензилом, Черви Вместо Костей.

Сильвестр не видел результата — он был занят уклонением от удара, который нанёс ему Брюс, но Брюс увидел. Его лицо сжалось как кулак, затем его рот раскрылся, чтобы закричать. Брюс побежал по улице, размахивая растопыренными пальцами, чтобы отгородиться от всего вокруг. Сильвестр позволил ему добежать до перекрёстка, прежде чем сказать Брюсу вслед:

— Даолот говорит: прощай, Брюс, Живущий Наизнанку.

Сильвестру пришлось тут же отвернуться, а затем он услышал, как новое существо пробирается сквозь тени вдоль стен, чтобы присоединиться к своим товарищам. Звуков, которые они издавали в переулке, спотыкаясь, скользя и шлёпая по земле, на данный момент было достаточно, и даже слишком много.

— Даолот говорит: отправляйтесь в дом на холме, где хранилась книга, — приказал Сильвестр. — Даолот говорит, что не позволит кому-либо вас заметить. А когда вы доберётесь до дома, спрячьтесь под полом.

Сильвестр был в состоянии вынести неуклюжее замешательство их отступления. Довольно скоро издалека они стали больше походить на насекомых, чем на что-либо отдалённо знакомое, а затем исчезли. Сильвестр сделал достаточно для одной ночи. Завтра он отправится в искорёженный дом, позовёт их и немного повеселится. Когда он повернул домой, ему пришло в голову, что он, возможно, не проживёт там долго. Возможно, скоро он узнает и назовет себя по имени.

Перевод: А. Черепанов

Ричард Карл Лаймон

Хижина в лесу

Richard Laymon «The Cabin in the Woods», 2002

Я не выхожу из своей хижины после захода солнца, я проверяю ставни на окнах, баррикадирую дверь и сижу перед камином. Однако я не сомневаюсь, что оно может пробраться внутрь, если захочет.

До сих пор не пыталось.

Я живу в страхе, представляя себе ночь когда оно войдёт. Хилые ставни, незапертая дверь не смогут остановить эту ужасную тварь. Я бы сбежал, если бы мог. Унёсся прочь из этой хижины, от этих холмов, растаял в толпе людей в огнях большого города, никогда бы нога моя не ступала в чащобу.

И всё же я здесь.

Кроме моих ног, средства к перемещению у меня отсутствуют, а ближайший город находится на расстоянии многих миль. Даже если я начну своё путешествие с первыми лучами солнца, я боюсь, что тьма настигнет меня, пробирающимся сквозь заросли дикой местности и оно придёт. Конечно, мне может повезти и я наткнусь на какое-нибудь убежище, может это будет охотничий домик или такая же хижина, а может даже дорога, где я смогу поймать машину с водителем, который увезёт меня отсюда. Если даже это всё и возможно, я пока не нашёл ничего. Временами я оставляю моё безопасное убежище в поисках какого-нибудь соседа, путника или дороги. Я исследовал всё вокруг в разных направлениях. Исследования мои не занимали более шести часов за раз. Возможно, вы слышали выражение: «Для бешеной собаки семь вёрст — не крюк?»

Я чертовски похож на эту собаку.

И всё же зная, что мне нужно вернуться в мою хижину перед наступлением ночи, я могу проходить намного меньшую часть, чем хотел бы. Прошло уже много недель с тех пор, как я попал в эту ловушку. Прошёл я тоже немало, за счёт того, что ускорял темп ходьбы.

Совсем недавно я сделал попытку бежать.

Я начал свой путь с рассвета, чтобы преодолеть максимально большое расстояние, я бежал до тех пор, пока не выбился из сил, затем я переходил на ходьбу давая себе отдохнуть, затем снова бежал. Я осилил вдвое больше, чем обычно. За весь путь я не смог найти ни одно, хотя бы временное убежище, не смог найти и дорогу. И вот, наконец, в середине дня я решил вернуться обратно. Боже, мне не хватило времени, я был совсем без сил, спешил как мог, но вскоре осознал тот факт, что до темноты мне не достигнуть моей хижины.

Я чувствовал приближающийся конец.

Хуже того, с заключёнными в тюрьмах обращаются лучше, их милосердно вешают или сажают на электрический стул, а не разрывают на части и разбрасывают их по лесу. Однако у меня всё ещё был двуствольный дробовик Артура. Это чудовище он не возьмёт, а вот для меня — будет в самый раз. Я был готов использовать его для себя, если бы выбор стоял между такой смертью и этим монстром. Таким образом, с обещанием самому себе воспользоваться дробовиком в крайнем случае, я продолжил свой путь к хижине. Бегство началось после двенадцати часов дня. Я уклонялся от веток деревьев и кустов на моём пути, обходил стороной ручьи, преодолевал холмы, обрывы, иногда падая или останавливаясь передохнуть реже, чем нужно было моему организму, но всё равно слишком часто, чтобы перерывы казались обоснованными. Через несколько часов солнце приобрело насыщенный золотистый оттенок, а все предметы вокруг отбрасывали длинные тени. Когда-то это было моё самое любимое время дня с его меланхоличной красотой. Сейчас же моё сердце наполнилось ужасом, потому что это значило очень скорое приближение заката солнца и тьмы, в которой сновало это ужасное нечто.

Вскоре наступил закат, тихий и тусклый, серый и синий. Ноги мои одеревенели, руки безвольно повисли вдоль тела не в силах держать оружие, лёгкие горели, а сердце было готово взорваться, но я всё равно продолжал