грешных эманаций людей за счет разорения своей плоти. Они, зная, нарушают гармонию своего организма, перенося через себя, как через фильтр, чрезмерную для их физических сил силу Жизни в план Земли. Ты входишь теперь в ту стадию обучения, когда тебе надо выработать из себя шар полной гармонии, то есть научиться полному овладению телом, всеми его мускулами и функциями. Человек, знающий до конца работу своего организма, умеющий всегда перелить в ту или иную часть его поток энергии, не болеет никогда. Всякая болезнь тела – это только та или иная стадия духовного разложения, но никогда не наоборот.

Человек, замыкающий караван, поразивший тебя своим видом и ростом, – хозяин оазиса, где мы остановимся вечером и останемся на ночь. Он глава целого небольшого племени, которое он привел сюда давно, выведя его с острова, погибшего в страшном землетрясении. Он вывел не так много народа, выбрав наиболее чистые создания из развращенной расы, но теперь он глава уже многочисленного народа. В большом оазисе, плодородном и живописном, вы увидите жизнь, культурную во всех смыслах, так как Али много помогал им всеми средствами устроиться в новой жизни. Вы встретитесь с народом, где нет не только неграмотных, но где все образованны, знают европейские языки, где нет ни богатых, ни бедных, где нет личного имущества, но все добывается коллективным трудом, и где каждому предоставляется все необходимое. Люди оазиса понятия не имеют о воровстве, хотя выведены из страны, где их предки много страдали от злого, развращенного и вороватого окружения. Я говорю вам об этом не для того, чтобы вы думали, что я везу вас в страну мечтаний, где лучшая человеческая жизнь введена как опыт, методами насильственно принимаемых мер. Нет, культура и живой пример нескольких сотен истинно любящих своих братьев людей помогли их потомкам сохранить мир в себе, и этот мир создал прочные устои доброжелательства друг к другу. Этот маленький, по масштабам Вселенной, оазис не знает первого камня преткновения в духовном совершенстве: радости о падении ближнего своего. Доброжелательство друг к другу помогает всему их народу жить защищенным от всякой возможности проникновения к ним зла. Было сделано несколько попыток разрушить в них мир и посеять вражду друг к другу. Но все эти попытки потерпели фиаско только потому, что «просветители» были смешны просвещаемым и должны были удалиться, ужаленные смехом жителей оазиса. Владыку племени зовут Рассул Дартан. Когда мы остановимся в оазисе и он освободится от своих обязанностей хозяина, я вас познакомлю с ним. Теперь же старайтесь приготовить в себе самые чистые мысли. Думайте о нашей конечной цели, куда мы едем, о несчастных людях, к которым едем, и о не менее несчастных, которых туда везем. Подъезжая же к самому оазису, думайте о безмерных трудах любви, положенных в жизнь оазиса безвестными, затерянными в пустыне людьми, создавшими на никому не известном клочке земли кусочек царства мира. Несите в это царство все самое высокое, что в себе имеете, чтобы струи вашей любви-энергии омыли песок под ногами тех, кто будет ходить там в бунте и скорби.

Мы продолжали мчаться еще более часа, затем И. замедлил ход своего скакуна, и также не менее часа мы шли шагом, чтобы животные отдохнули, затем снова помчались.

Когда верблюды шли шагом, для меня наступали полосы очень мучительные. Я никак не предполагал, что меня будет так мутить, хуже морской качки, медленное движение животных. Кроме того, солнце и песок стали казаться мне огненной печью, а мой белый павлин Эта, который спрятался под мой плащ, вылезши из своей корзины, – пятипудовым грузом.

И., видя, что я изнемогаю, посоветовал мне дышать в ритм с шагами верблюда, что меня очень облегчило, и, подозвав Яссу, приказал ему взять от меня птицу. Это было не так легко, так как мой избалованный товарищ не желал меня покидать. Наконец под взглядом И. он смирился и, недовольно отвернув от нас голову, вместе со своим гнездом был взят Яссой и покрыт белым плотным холстом.

Много раз переходя с карьера на шаг и обратно, причем периоды отдыха были все короче, а скачка все длиннее, мы стали приближаться к оазису, который заметили издали по высившимся пальмам. Солнце было еще высоко, когда мы въехали на территорию самого оазиса, и верблюды ступили на твердую землю. Довольно долго мы ехали через редкий пальмовый лес, который мне казался не лесом, а пальмовым садом, вернее, целым рядом пальмовых аллей. Откуда-то пахнуло свежестью, пронесся ветерок, зашумела вода, точно журчало несколько ручейков, но их не видели мои жаждущие глаза.

– Мы сейчас остановимся у водопада, – сказал И. – Но воды его пить нельзя. Она очень полезна для почвы, насыщена минералами, но вредна людям. Вы можете намочить ладони, что вас очень освежит, но не более. Здесь мы сойдем с наших запыленных животных, снимем с себя верхнее, наиболее пропыленное платье и отправимся купаться в озеро с прекрасной водой недалеко отсюда.

И. сошел первым с опустившегося на колени мехари, а меня с Бронским Ясса и И. буквально сняли, так как все члены тела у нас онемели. Я едва стоял на ногах, не лучше был и Бронский. И., смеясь над нашей немощью, сказал:

– Профессор несколько ошибся, называя вас Голиафами. Но все ваше недомогание скоро пройдет. Старайтесь ступать по земле, пользуясь всею ступней до самых кончиков пальцев. Пойдемте, хозяева идут нам навстречу.

Я был настолько утомлен своим одеревенением, если можно так выразиться, что даже не имел сил интересоваться, кто шел за мной, кто впереди меня. Если бы я не опирался на Яссу, я не смог бы и шагу ступить. Я просто был чурбаном без мыслей и сил. Я сознавал, что вокруг меня люди, что слышится говор и даже смех, но самому мне казалось, что у меня вырывается из пересохшего горла нечто вроде стона. Я не помнил, как свалился и как Ясса унес меня на руках.

Я пришел в себя и почувствовал, что вернулся к жизни, когда сидел в ванне с теплой водой, и Ясса, все тот же милый Ясса, растирал меня.

– Ну, теперь вы в лучшем виде. Надевайте это платье, выпейте это питье и помогите мне привести в порядок Бронского. Ему еще хуже вашего, – говорил мне Ясса, отирая градом катившийся с него пот.

Мне было мучительно жаль Яссу, так много истратившего на меня сил. Но я не решился высказать ему ни своей благодарности, ни своего сочувствия, так как он этого очень не любил.

– Неужели же Станиславу еще хуже, чем мне, ведь это значит, что он умирает? – сказал я,