те подвергались перед войной жестоким гонениям, СД и абвер рассчитывали, что они окажут им посильную помощь. На практике лишь относительно небольшая часть духовенства пошла на такое сотрудничество.

На оккупированной территории СССР во многом были оставлены в силе советские антирелигиозные законы. Например, церковные венчания нередко допускались лишь после регистрации бракосочетания в государственных учреждениях. Различные ограничения касались церковных праздников, их разрешалось отмечать, только если это не вызывало «простоя в работе». В приказе рейхскомиссара «Остланда» от 8 декабря 1941 г. говорилось, что изъятые «при большевизме» церковные участки и здания не могут быть возвращены общинам до принципиального решения вопроса о приватизации, которое так и не последовало.

Почти повсеместно из обязательных школьных программ было изъято преподавание Закона Божия. Исключения существовали или в отдельных местностях, управлявшихся военной администрацией, в том числе в ряде районов Ленинградской области, или в Прибалтике. Но и там это преподавание чаще всего было запрещено священникам362. Некоторые храмы, в которых «самовольно» были возобновлены богослужения, вновь закрывались германской администрацией363. Согласно упоминавшимся сентябрьским 1941 г. директивам Гитлера все материальные затраты на содержание культовых зданий ложились на плечи местного населения. Оккупанты чаще всего ограничивались демонстративной передачей верующим некоторых церковных ценностей, как, например, Тихвинской иконы Божией Матери. С 1943 г. во многих германских официальных документах ясно чувствовалось сомнение в правильности ряда аспектов выбранного курса церковной политики, однако ее существенного изменения не произошло.

Действия нацистов перед отступлением из оккупированных областей — массовое сжигание и разграбление храмов, вплоть до снятия колоколов, депортация и убийства священнослужителей, — говорили об их враждебности православию. Свидетельств намеренного разрушения и осквернения ими церквей очень много. Только в Ленинградской области нацисты уничтожили 44 храма. Всего же, согласно отчету Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских оккупантов от 30 декабря 1945 г., они разрушили и повредили 1670 православных церквей, 69 часовен и 1127 зданий других религиозных культов, в том числе синагог364.

Бурное развитие церковной жизни на оккупированной территории СССР началось стихийно и сразу приняло массовый характер. Политика германского руководства по отношению к Русской Церкви, как уже говорилось, сводилась к ее раздроблению, использованию для помощи немецкой администрации, ликвидации Православия после окончания войны и созданию новой религии, призванной воспитывать послушных подданных рейха. Стремление к «атомизации» религиозной жизни проявлялось в поддержке иерархов, выступавших против Московской Патриархии. Однако фактически на всей оккупированной территории была восстановлена Русская Церковь, хотя в определенной степени и разделенная на три части. Сепаратистских национальных Церквей нигде, кроме Украины, создать не удалось, да и там за ней пошло меньшинство духовенства и верующих. Не только религиозность россиян, но и Русская Церковь как организация оказалась гораздо более сильной и живучей, чем полагали немецкие власти.

Открывшиеся храмы превратились в центры русского национального самосознания, проявления патриотических чувств. Вокруг них сплотилась значительная часть населения. Всего за три года оккупации в условиях голода, разрухи, отсутствия материальных возможностей было восстановлено более 40 % от дореволюционного количества православных церквей. По подсчетам автора, сделанным на основе архивных документов, их общее число равнялось как минимум 9400365. Эта цифра примерно соответствует встречавшемуся в советской литературе упоминанию о 10 тысячах храмах366. Кроме того, было воссоздано около 60 монастырей — 45 на Украине, 6 — в Белоруссии и 8–9 — в РСФСР. Несомненно, что при отсутствии государственного давления Советского государства подобный религиозный подъем произошел бы и на остальной территории России.

Несмотря на ожесточенные репрессии, проводившиеся против Московского Патриархата в 1930-е гг., его священноначалие с первого же дня Великой Отечественной войны выступило в поддержку государства. Патриотизм православного духовенства и мирян оказался сильнее обид и ненависти, вызванных долгими годами гонений на религию. Сразу же после начала агрессии руководство Московской Патриархии призвало народ к защите Родины.

Местоблюститель Патриаршего престола митрополит Сергий (Страгородский) уже 22 июня 1941 г. написал послание к «Пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви», в котором осудил нападение нацистов на Советский Союз и их политику варварского обращения с гражданским населением: «Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину… Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой… Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу… Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины. Господь нам дарует победу». В своем обращении митрополит Сергий нигде не упомянул ни Советский Союз, ни его правительство. Он писал: «…мы, жители России, надеялись, что пожар войны, охвативший почти весь земной шар, до нас не дойдет…» (в этих словах можно найти упрек советским властям, еще в июне 1941 г. уверявшим, что войны не будет). Патриарший Местоблюститель призывал священников не оставаться молчаливыми свидетелями и тем более не предаваться «лукавым соображениям» о «возможных выгодах» по другую сторону фронта, что было бы, по его словам, «прямой изменой Родине и пастырскому долгу»367. Это пастырское послание было разослано по всем приходам страны и уже вскоре читалось после богослужений.

26 июня в Богоявленском соборе митрополит Сергий отслужил молебен «о даровании победы». С этого времени во всех храмах Московского Патриархата стали совершаться подобные молебствия, по специально для них составленным текстам: «Молебен в нашествии супостатов, певаемый в Русской Православной Церкви в дни Отечественной войны»368. В проповеди, произнесенной Патриаршим Местоблюстителем после молебна 26 июня, также содержалось прямое указание на то, что положение в СССР перед войной было неблагополучно: «Пусть гроза надвигается. Мы знаем, что она приносит не одни бедствия, но и пользу: она освежает воздух и изгоняет всякие миазмы. Да послужит и наступающая военная гроза к оздоровлению нашей атмосферы духовной… Мы уже видим некоторые признаки этого очищения»369. Так началось активное участие Русской Православной Церкви в патриотической борьбе. Позднее, в речи на Архиерейском Соборе 1943 г., митрополит Сергий, вспоминая июнь 1941 г., говорил: «О том, какую позицию должна занять наша Церковь во время войны, нам не приходилось задумываться…»370

Послания главы Московского Патриархата носили не только призывный и консолидирующий характер, но и имели разъяснительные цели. В них определялась твердая позиция Церкви по отношению к захватчикам и войне в целом независимо от положения на фронте. Так, 4 октября 1941 г., когда Москве угрожала смертельная опасность и население переживало тревожные дни, митрополит Сергий выпустил послание к московской пастве, призывая к спокойствию верующих371. В ноябре 1941 г., уже