МОРЯКИ ЖИВУТ КОРАБЛЯМИ

Когда в следующий раз вы увидите матроса на берегу, вы уже не будете глазеть на него просто так. Вы уже видели его в естественной среде. Вы знаете, что он ест, как изъясняется, где и как он спит. Он больше не безликая единица, а такой же человек, как и вы, только в чем-то, как я уже говорил, лучше. Военно-морской офицер в твидовом костюме где-нибудь, к примеру, у теннисных кортов ведет себя очень скромно и старается держаться в тени — как священник в мирской одежде. Но вы видели его у алтаря!

Вместе с лейтенантом-штурманом вы стояли на мостике, вы знаете, как он читает звездное небо, как пользуется мореходными инструментами и дальномерами; старший лейтенант просветил вас, что на него возложены обязанности «старшей горничной» (см. Примечание 1а), младшие лейтенанты поведали вам кое-что о теории и практике ведения орудийного огня, о скорострельности пушек, о том, как становятся на якорь, как выбирают якорную цепь и что бывает, если она запутается.

Поэтому, когда вы в следующий раз увидите, пусть даже издалека, один из крейсеров ее величества, ваше сердце рванется к нему. Что поделаешь — моряки живут кораблями.

ГЛАВА 4

Годом позже, в конце сентября тысяча восемьсот девяносто восьмого, старшина капитанской шлюпки (см. Примечание 2) — как всегда, скрупулезный, собранный и безупречный — встретил возвращавшегося на борт гостя в Девонпорте[22]. На этот раз мой крейсер был не в составе флотилии, а направлялся по срочному и весьма конфиденциальному делу.

За пару дней до этого сбившийся с курса угольщик отчего-то принял его нос за удобный насест и провел на нем пару минут в окрестностях Милфорд-Хэйвен, согнув на тринадцать дюймов к правому борту. Угольщик при первой же возможности отбуксировали к берегу, и адмирал сказал нам (я узнал об этом от старшины, когда ночью мы ехали в Норс-Корнер по улицам заполненного синими кителями Девонпорта): «Вы можете завернуть в Плимут с таким состоянием носа?» — «Господи, конечно же!» — ответили мы другими словами, но с тем же смыслом. «Очень хорошо, — ответил адмирал. — Вот и валяйте»

И мы отправились со средней скоростью в шестнадцать узлов при встречном волнении, с задранным защитным настилом на носу («Мы его использовали, когда швартовались к «Трешеру», сэр»), и даже несколько часов гнали на восемнадцати, чтобы посмотреть, как среагирует на подобное переборка. Плотник и его напарник («Да, те же, что и в прошлом году, сэр») сидели и наблюдали за ее поведением, но ничего не случилось.

А затем мы получили приказ возвращаться и присоединиться к флоту у Бантри.

ГОДОВОЙ ОТЧЕТ

Стоило подняться на борт, и прошедшие двенадцать месяцев можно было скатать в трубку, как уже не нужную карту. «Уютная кофемолка» приняла меня как брата, а удача улыбнулась мне еще и в том, что все остались на своих местах, те же лица встречали меня в маленькой кают-компании, и мы немедленно принялись болтать, как соскучившиеся друг без друга дети.

Видел ли я новые трапы на носу и корме, те самые, что нам удалось выцарапать у верфи? Лучшие механизмы — новые механизмы. Кроме того, мы немного поработали над дополнительной палубой под носовым мостиком, и теперь у сигнальщика есть где стоять (насколько я помнил, в прошлом году это было проблемой). И слышал ли я о новом угольном рекорде для крейсера третьего класса? Почти пятьдесят тонн в час, что в четыре раза больше, чем у эсминца! Слышал ли я о ветерке, что дул в порту Фуншала[23]; о негласных маневрах близ Менорки[24], о том, что старший лейтенант добыл краску, о недавних учебных стрельбах, на которых мишени разнесли вдребезги, об инфлюэнце, поразившей нашу паровую систему, и еще сотню других, не менее важных новостей?

Годовой отчет Флота Канала невозможно уложить в два часа, но меня посвятили в большую часть свершений, прежде чем я рухнул на привычную койку в тот радостный вечер.

Выходили мы в полдень следующего дня, никакие сигналы нас не ограничивали. Одно дело — отчаливать из Плимута на лайнере, и совсем другое — выбираться на крейсере из Девонпорта, лавируя между буями и учтиво уступая дорогу парусной регате, а затем маневрировать между грязно-коричневыми парусами местного рыболовного флота. Погода была божественная — штиль, безоблачное небо, спокойное море, — и мостик пришел к единогласному выводу, что лучшего дня для выхода в море и желать невозможно.

НАШИ БЛАГОРОДИЯ

Берег Корнуолла проскользил мимо нас огромными серо-голубыми тенями за полосой морской синевы, тут и там вскипающей парусами. Однако мой взгляд был прикован исключительно к палубе и нашим благородиям, присутствующим на ней. С прошлого года на борту появилось немалое количество мелких новшеств. Корабль действительно «встряхнулся» и пришел в норму, как бывает с новым домом, как только владелец окончательно решит, как расставить мебель. Старший лейтенант, как обычно, объяснил мне, что крейсеру еще далеко до идеальной чистоты, что двадцать тонн угля из необходимых четырехсот только недавно погрузили, вся палуба была покрыта пылью, и привести ее в порядок меньше чем за две недели не представляется возможным.

— Нам предписали жечь уэльский уголь № 2. А это не уголь — придорожный мусор и пыль. Все дело в забастовке в Уэльсе. Видите эту сажу? Мы недавно точно такой же закоптили весь флот и всю Гибралтарскую скалу. Чем не свинарник?

С точки зрения любого сухопутного человека корабль был просто возмутительно чист, но любого старшего лейтенанта впечатлить гораздо сложнее. Наш, например, использовал задержку в Девонпорте, чтобы как следует вычистить крейсер снаружи; а сухая погода в Бантри позволила обстоятельно выкрасить судно внутри. Борт он покидал лишь ненадолго, и только ради того, чтобы обойти крейсер на шлюпке и осмотреть его как следует с разных сторон. И только после этого успокоился — почти на целую половину дня.

ОЖИВЛЕННЫЙ ИНТЕРЕС К УЧЕБНЫМ СТРЕЛЬБАМ

Напротив Фалмута мы решили, что в море достаточно свободного места, чтобы попрактиковаться в стрельбе, и начали работать с расстояния две тысячи шестьсот ярдов по маленькой треугольной холщовой мишени — довольно сильно поврежденной предыдущими стрельбами. В этом году трехфунтовые орудия использовали снаряды с черным порохом, и мы,