И. Ф. Помазкова, я неожиданно узнал, что он дал указание начальнику ОВС (обозно-вещевой службы) майору Маргулису выдать мне положенное обмундирование отрезами из имеющегося в излишестве запаса материала, предназначенного для полковников и отличавшегося более высоким качеством. На мое изумление: «Зачем вы это сделали?», пояснил так, что на складе нет материала, положенного младшим офицерам. Порекомендовал мне не капризничать. Китель, брюки и гимнастерку – пошить у хорошего мастера, имеющегося в полку, а шинель из драпа и фуражку заказать в военторге, подчеркнув: «Оперуполномоченный должен ходить по полку и быть образцом для остальных офицеров», а когда, рассказал об этом своему начальнику И. С. Ходченкову, то он со смехом добавил: «Правильно, и ходить по полку так, чтобы, промелькнув, выполнить нужное дело и никто этого не заметил». Вот такие шуточки, прибауточки. Для оперработника же всегда было самым важным, что должно оставаться незамеченным, являлось – восстановить или назначить явку с негласным помощником.

Проявленное командиром полка внимание к моему обмундированию не обошлось без прецедента. В полку в артиллерийском дивизионе проходил службу лейтенант Макаров П. А., который в марте 1944 года в боях под городом Сатанов, будучи тогда секретарем парторганизации артиллерийской батареи, совершил подвиг, за что был удостоен звания Героя Советского Союза. Так вот, он лично обратился к командиру полка и, сославшись на меня, попросил: «Прикажите майору Маргулису выдать такое же обмундирование и мне». И. Ф. Помазков ответил: «Когда будете отвечать не за артбатарею, а за полк в целом, приходите, распоряжусь выдать и Вам». Об этом мне рассказал сам Герой. Получилось так: он вышел из штаба и идет в артдивизион, а я ему навстречу – в штаб. Выслушав его искреннюю обиду, с сочувствием ее воспринял, уговорил его вернуться в штаб и извиниться перед командиром. На его вопрос: «В чем?», – сказал, что, во-первых, не надо было ссылаться на меня, а во-вторых, вы прибегли к наступательной тактике: «Клин клином вышибается», а он в данном случае оказался оскорбительным для командира и сработал на отраженное отталкивание – отказ в просьбе. Для себя его рассказ оценил как возможный резонанс, отголосок которого может отрицательно повлиять на мой авторитет, а поэтому договорились: вернуться в штаб и объясниться у командира полка, чтобы просьба Макарова была выполнена, а если это невозможно, то убедительным разъяснением снять у него возникшую обиду. Вначале зашел к И. Ф. Помазкову один и убедил его в обоснованности моей озабоченности и обиде Макарова: «Герой, есть Герой и с этим надо считаться». Иван Фомич через дежурного пригласил П. А. Макарова и при нем по телефону дал указание начальнику ОВС майору Маргулису об удовлетворении его просьбы и тут же предупредил, чтобы никакой болтовни на эту тему больше не было.

Соглашаясь, что прецедент возник из-за болтливости Маргулиса, я не исключал и его умышленной попытки вызвать ко мне неприязнь у офицеров, ко проверив и убедившись, что кроме Героя, он об этом никому не говорил, от своих подозрений отказался. Вот так проявляется и постоянный круговорот в чекистской работе: «Подозревать и проверять, доказывать подозрения, или отказываться от них». А в целом, перефразируя Маяковского: ради единого результата перелопачивать тонны проверок.

Одна из таких проверок совершенно неожиданно привела меня к разбирательству с майором Маргулисом. И опять-таки по поводу злополучного обмундирования. Занимаясь по ориентировке розыском автора анонимного антисоветского документа по почерковым данным, я во всех конторах, где есть в делопроизводстве накопление рукописных документов личного состава полка, проводил необходимую проверку. Просматривая одно из дел в ОВС, увидел накладную на выдачу полного комплекта обмундирования офицеру, который, увольняясь, заходил ко мне попрощаться перед увольнением в запас и высказывал неудовлетворенность тем, что ему не удалось получить положенное обмундирование из-за отсутствия его на складе. И вдруг накладная, что он все получил. Беру это дело, иду к начфину и вместе сличаем подпись офицера на накладной с его подписью о получении денежного довольствия. Ни малейшего сходства, никто ее подделывать и не собирался, поставлена произвольная закорючка и все. Вызываю в кабинет (имелся в штабе полка для старшего оперуполномоченного) майора Маргулиса, показываю накладную и прошу объяснить ее происхождение. Быстро взглянув и немного в оцепенении помолчав, он вскакивает, становится на колени и слезно просит простить, что «черт его попутал» и сделал это для того, чтобы покрыть на складе недостачу. Вот так появился в моей жизни второй Кувакин, помните кладовщика на складе в Путевой Колонне, где в юности я работал счетоводом. Успокоив Маргулиса, я прямо ему сказал, что очень не хочется за его доброту ко мне платить явной неприятностью для него, но скрыть я этого не могу из принципа должностного предназначения, да к тому же о подложной накладной знает и начфин. Поэтому предложил сейчас же пойти вместе с ним к командиру полка и пусть он решает, как с вами поступить. Короче, кончилось все тем, что была назначена полная проверка по всем убывшим офицерам и по двум из них выявлены такие же поддельные накладные. Начфин подсчитал стоимость невиданного по ним обмундирования, Маргулис внес в кассу деньги и начфин перевел их обманутым офицерам. Следственного дознания И. Ф. Помазков возбуждать не стал и Маргулис не подобру-поздорову, а с позором уволился на пенсию. Вот такой, честно скажу, не давший какого-либо удовлетворения, получился у меня первый результат, принесший горе конкретной личности. Ранее по представляемой регулярно информации по тем или иным нарушениям воинской дисциплины и порядка командованием принимались тоже строгие меры, но, как правило, дисциплинарного воздействия и при этом И. Ф. Помазков легализовал информацию по нашей договоренности так, что уполномоченный и его негласные источники, оставались законспирированными, да и увольнений со службы не было. Поэтому разоблачение Маргулиса вызывало двойное чувство: все правильно сделано, порок наказан, а с другой стороны – это не тот результат, который нужен контрразведчику, и что подобными результатами не следует соблазняться, тем более привыкать к ним, поскольку душевно это нелегко переживается. Вывод: их лучше предупреждать, а если необходимо в таких случаях разоблачение, то делать это через командование и органы дознания прокуратуры и никогда не выходить за основную черту – строжайшая конспирация в работе. Жертвовать ею по всяким мелочам дисциплинарного и даже уголовного порядка недопустимо. Сделав такой вывод на начальной стадии своей работы, придерживался соблюдения его в течение всей последующей многолетней службы.

Уверенно вступив в начальную стадию непосредственной контрразведывательной работы и всесторонне осмысливая хорошо известный опыт контрразведчиков-фронтовиков, прежде всего то, как достигались нужные результаты в работе, осознанно пришел к пониманию того, что целенаправленно организовывать ее, исходя из сути предназначения и основных задач, можно только на основе заранее спланированной