— Я тебе не говорила, — обратилась я к тете, с трудом выдавливая из себя слова, но не в силах ждать дольше, — я получила предложение от Джо Джареда продать ранчо.

— Твоя мама мне рассказала, — ответила она.

— Мама!

Она пожала плечами:

— Я не знала, что это секрет.

— Это не секрет, — произнесла я, — просто… Я искала подходящий момент. Нужно было сказать тебе раньше. Прости.

Тетя посмотрела на птиц в загоне, и я попыталась определить выражение ее лица, но оно было непроницаемо. А может быть, она просто смиренно восприняла тот факт, что я покидаю ранчо.

Я продолжала:

— Понимаешь… На службе в лесничестве… я буду выполнять работу, действительно имеющую значение… бороться с пожарами. Я хочу заниматься серьезным делом.

— Ранчо… — Тетя Кристина снова пересела, пытаясь найти удобную позу. — Сколько здесь страусов — сто пятьдесят?

— Сто сорок два.

— И Джо Джаред отправит их всех на бойню?

— Рано или поздно.

— Тогда я бы сказала, что для них твоя забота имеет огромное значение. Я не говорю, что тушить пожары дело неблагородное, это важно, Таллула, кто спорит, но даже не думай о том, что уход за птицами занятие бессмысленное. Очень даже осмысленное.

— В любом случае, — ответила я, — выяснилось, что я не очень-то способна ухаживать за ними в одиночку. Несколько дней назад они перестали класть яйца.

— Странно, — удивилась мама. — Разве сейчас не сезон?

Я стала смотреть в загон, держа стакан под подбородком.

— Может, они скучают по прежней хозяйке? — предположила тетя Кристина.

Я засмеялась.

— Ты слишком многого ждешь от страусов. Да у них глазные яблоки больше, чем мозг.

Тетя Кристина пожала плечами:

— В последнее время здесь многое изменилось.

По большому счету только одно, подумала я. Птицы в загоне двигались так медленно, что казалось, они плывут по незримому озеру. Мягкий ветерок беззвучно овевал нас. Чувствуя, как кровь стучит в висках, я снова заговорила:

— А вы… вам не кажется, что это происшествие с бабушкой Хелен — вовсе не несчастный случай?

— Таллула, что ты говоришь? — низким от беспокойства голосом произнесла тетя Кристина.

— Чушь! Она никогда бы такого не сделала, — не задавая вопросов, сказала мама.

Я уставилась на сетчатую дверь, куда падал конус света от голой лампочки у нас над головой.

— Мы поругались, и она была очень расстроена.

— Даже не думай об этом, кукла, — произнесла мама легкомысленным небрежным голосом, давя сигарету.

— Но ты ее не знала.

Тетя Кристина молчала. Я ожидала, что она рассердится на меня, но она уперлась взглядом куда-то далеко вперед. Видимо, ей в душу тоже закрались подозрения.

— Что за наезды? Я, черт возьми, ее дочь! — воскликнула мама, словно после двадцатичетырехлетней отлучки это еще имело какое-то практическое значение. Она даже не заметила отсутствия бабушки Хелен на ранчо. Для нее все было так же, как в день ее отъезда: простирающиеся до самых гор волнистые пески пустыни, выкрашенный в бледно-бирюзовый цвет дом, громко хлопающая входная дверь. — Люди не меняются, — добавила она.

— А вот бабушка Хелен изменилась.

— Это правда, — подтвердила тетя Кристина.

Мама не стала спорить. Что она об этом знала? Тетя поерзала в кресле, приподнимая огромный живот, чтобы сесть поудобнее.

— В последнее время она была в плохом настроении. Только, Таллула, я не могу представить, чтобы она могла… — Тетя застыла. Ее что-то напугало, и меня осенило, что в мировоззрении тети Кристины самоубийство было большим, чем просто бегство от жизни, — оно было страшным грехом.

— Неважно, — быстро проговорила я. — Я просто… Думаю, я чувствую себя виноватой из-за того скандала накануне бабушкиной смерти. Зря я об этом упомянула. Забудьте, пожалуйста.

Тетя Кристина открыла было рот, но ничего не сказала.

— Наверно, я все надумала, — продолжала я, — не могу вынести мысли, что наш последний разговор обернулся ссорой. — Я и не подозревала, насколько это правда, пока не произнесла эти слова вслух. — Я хотела объяснить бабушке Хелен, что для меня значит новая работа, хотела, чтобы она порадовалась за меня.

Тетя похлопала меня по коленке.

— Мама не любила показывать своих чувств, но уверена, что она тебя поняла. И, что бы ты ни думала, твой отъезд не имеет никакого отношения к несчастному случаю.

Итак, мы снова называли произошедшее несчастным случаем. И хотя при этом выражении у меня по спине поползли мурашки, охватившая меня паника сошла на нет, когда снова прозвучала общепризнанная версия событий. Не стоило соваться со своими предположениями. Я взглянула на пустой стакан. Я просто пьяна.

— Я думаю, свалить отсюда — разумное решение, — сказала мама. — Только не понимаю, почему ты выбрала охрану лесов. Зверская скукотища. — Она закурила новую сигарету.

— Девон хочет, чтобы я осталась в Сомбре, — с благодарностью ухватилась я за другую тему, — устроилась работать на завод и съехалась с ним.

Тетя Кристина оживилась:

— О, Таллула, это так романтично.

Мама подняла брови, молча намекая: «А я тебе что говорю?», и отвернулась, притворяясь, что не участвует в разговоре.

— Правда? — Я представила, как мы живем с Девоном вдвоем в его тесной квартирке над прачечной.

— Конечно. — Тетя Кристина на мгновение замялась, кажется размышляя, стоит ли ей вмешиваться, но потом все же спросила: — А ты не беременна?

Мама дернулась в мою сторону.

— Нет, — категорично произнесла я. — Как тебе такое в голову пришло?

— Просто спросила, — сказала тетя, поднимая руки вверх. — Дети — это способ, которым Всевышний наставляет нас на путь истинный. Я покинула ранчо в положении, и твоя мама тоже.

— Ну а я не беременна.

Разговор увял, но тетя Кристина, большая мастерица поддерживать светскую беседу, спросила маму:

— Что ты делала после того, как уехала?

Мама никогда не отправляла родным открыток. Интересно, что думала тетя Кристина в детстве и юности, зная, что у нее есть сестра и племянница, но не имея представления, как они живут.

Мама оперлась о столб и, приняв позу человека, который рассказывает об увлекательном приключении, поведала тете Кристине, как я появилась на свет в больнице Святого Антония в Голливуде после тридцатичасовых родов. Потом она стала перечислять одного бойфренда за другим, иногда упоминая меня. Мне эта история была известна слишком хорошо, а потому я ушла в свои мысли, наблюдая, как непринужденно болтают мама и тетя.

К тому моменту мама уже достаточно напилась, чтобы снять оборону. Нетрудно было представить их детьми, хотя при разнице в возрасте в десять лет они, скорее всего, прежде вряд ли так общались. Мама, как всегда, очень быстро все переводила в шутку, но тетю Кристину я никогда не видела