– Нам нужно поговорить, – продолжала Виктория, чтобы женщина перед ней наконец перестала молчать.

– Как ты нашла меня?

– Это было трудно, но…

– Забудь, – перебила София. – Мне это неинтересно. Уходи, пожалуйста.

Виктория не шелохнулась. София скомкала бумажную салфетку, бросила на стол и встала.

– Постой!

Работники кондитерской и посетители за соседними столиками оглянулись на двух женщин.

София села на место:

– Что тебе нужно от меня?

Виктория и сама точно не знала. Наверное, признание.

– Может, мне позвонить в полицию? А, Рапунцель?

– Что? – Женщина нервно заморгала. – О чем ты?

– Я знаю, ты – Рапунцель. Девушка, в которую влюбился Сантьяго.

София скрестила руки на груди в защитном жесте.

– Ты работала в школе. А когда мои родители узнали правду, сбежала в Штаты. И теперь прячешься в тени, потому что боишься.

– Оставь меня в покое, – огрызнулась София. Ее взгляд ничего не выражал. Она снова встала и перекинула сумку через плечо.

– Эти дети… – бросила Виктория вслед. – Они действительно твои? Или просто повод сблизиться с другими жертвами?

Женщина посмотрела на нее с неприкрытой ненавистью и ткнула указательным пальцем почти ей в лицо.

– Держись подальше от моей семьи. – Она была на взводе. – Или я сама вызову полицию!

София поспешила к выходу. Виктория попыталась успокоиться и не обращать внимания на окружающих. Она приняла предложенный официанткой стакан воды и пожалела, что представилась тете. Теперь та заберет детей из школы и снова растворится в воздухе. Виктория была слишком взвинчена, чтобы идти домой. На мобильнике высветилось несколько пропущенных звонков от Эмилии и доктора Макса, но она не хотела говорить с ними. Подумывала взять такси и поехать в полицейский участок, но теперь у нее не было прежней уверенности. Оскорбленный, разъяренный тон Софии совсем не походил на тон виновного человека. А может, она и не испытывала ни капли раскаяния?

Виктория решила вернуться к колледжу Святого Игнатия, когда в двенадцать тридцать закончатся уроки. Оставалось где-то убить три часа. Она вышла из кондитерской, подальше от любопытных взглядов, и направилась в кафе. Почувствовала, что на удивление сильно проголодалась, так что заказала несколько круассанов. Что сделает София, когда снова увидит ее у школьных ворот? Устроит сцену или наконец скажет правду? Возможно, они с мужем забирают детей из школы по очереди. Если вместо нее появится муж, Виктория попробует действовать по-другому…

Она посмотрела на экран телефона: уже десять минут первого. Девушка расплатилась и ушла. Одолела два квартала под палящим солнцем, вся вспотев. Рядом с входом в школу нашла низкую ограду в тени и присела на нее. Чуть раньше намеченного срока серебристый пикап присоединился к веренице машин, ожидающих выхода учеников. Виктория встала в надежде, что ее заметят. Мотор пикапа заглох. София вышла, хлопнув дверью, и агрессивно схватила Викторию за руку.

– Что ты здесь делаешь?

Как раз в этот момент ее дети выбежали из школьных дверей. София заставила себя улыбнуться.

– Подождите меня в машине.

– Мамочка, кто это? – заинтересовалась малышка.

Женщина на долю секунды задумалась.

– Новая мамина подруга.

Дети уселись в машину без лишних вопросов.

– Это уже не имеет никакого значения. – София, похоже, пыталась успокоиться. – Почему бы тебе не жить дальше своей жизнью и забыть обо всем?

– Сантьяго угрожает мне. Из-за тебя.

– Угрожает?

– Я хочу все понять, – честно призналась Виктория.

София задумалась, потом подвела ее к машине и открыла пассажирскую дверцу:

– Залезай.

Виктория заколебалась. Неужели она попытается убить ее? Прямо на глазах у детей?

София словно прочла ее мысли:

– Давай поговорим. Ты же этого хочешь?

Виктория залезла в машину и всю дорогу молчала. София как ни в чем не бывало расспрашивала детей про их день. Они рассказывали обо всем с такими подробностями, будто это было великолепное приключение: урок португальского, физкультура, где девочка чуть не ушиблась, и урок математики, ее самый любимый. София казалась прекрасной матерью: дети ничего от нее не скрывали. Совсем не похоже на образ садистки, который сложился в воображении Виктории. Когда они подъезжали к улице Фарани в районе Ботафого, София позвонила домой и по громкой связи попросила няню спуститься за детьми. Через несколько минут женщины остались в машине одни.

– Где ты живешь? – спросила София.

– Меня не нужно подвозить до дома.

– Где ты живешь?

Если Виктория хоть чуть-чуть не уступит, то ничего не добьется. Она назвала адрес и с легким беспокойством поняла: теперь они на равных. Меньше чем за пятнадцать минут, прошедших в полной тишине, они доехали до Лапы. Тихое гудение кондиционера убаюкивало. София припарковалась возле дома Виктории.

– Я всегда боялась, что однажды ты меня разыщешь. – Ее плечи поникли. – Я живу счастливо с мужем и детьми, но… Ты имеешь право задавать вопросы.

Виктория удивилась, хотя и не понимала, к чему та клонит.

– Мне исполнилось одиннадцать, когда я переехала в дом брата, – начала София. – В восемьдесят шестом году. Тогда они с Сандрой жили на Острове Губернатора и взяли меня к себе. Я все еще грустила из-за внезапной потери отца. Я была ребенком, испуганной маленькой девочкой…

Рассказывая, София смотрела вперед, уставившись в какую-то далекую точку на уличном перекрестке. Она поерзала на кожаном автомобильном сиденье и продолжила:

– Я жила у них первый год, когда однажды ночью Сандра легла ко мне в постель и сказала, что собирается защитить меня от чудовищ и я не должна бояться… И она… Она обняла меня и начала трогать… Мои волосы, затылок, рот, потом живот.

Виктория не знала, как на это реагировать.

– Каждую ночь она заходила все дальше и дальше. – София вцепилась в руль. – Засовывала руки мне в трусики и лизала шею. Днем она снова превращалась в тетю Сандру и вела себя так, будто ничего не происходило. Как будто мне все снилось.

– Ты врешь… – произнесла девушка. Прозвучало это жалко.

– Это продолжалось месяцами. Однажды Сандра вставила в меня пальцы. Мне было так больно, что я решила рассказать обо всем брату, даже не понимая толком, что все это значит. Я думала, что могу ему доверять. Но Мауро отругал меня. Сказал, что разочарован во мне и нельзя больше никому повторять эту ложь, потому что я сильно ошибаюсь. И я просто смирилась. Мне было одиннадцать. Что еще я могла сделать?