исполнится восемнадцать, — счел своим долгом пояснить Макар.

— Да все нормально, ребят, — отмахнулся он, — я же понимаю. Мне тоже когда-то было столько, сколько вам сейчас.

Динка с Макаром снова переглянулись, явно смущенные и растерянные.

— Мы… были сегодня на вашем выступлении в филармонии, — нерешительно начала Динка, взглядом заручившись поддержкой Макара.

Виолончелист уставился на них с интересом.

— Серьезно? Любите концерты классической музыки?

— Да нас классная руководительница затащила, весь класс… — ляпнула она, не подумав, но тут же осеклась и покраснела.

Ионеску искренне расхохотался:

— Боже, я вам сочувствую!

— Да нет же, наоборот… — Динка умоляюще взглянула на Макара, и тот быстро пришел ей на выручку:

— Нам очень п-понравился концерт. Очень!

— Рад слышать, — Макс кивнул. — Нет, мне правда ужасно приятно. Спасибо.

— А вы везде с собой инструмент носите? — спросил Макар, кивнув в сторону виолончели.

Ионеску покосился на нее так, словно она была не неодушевленным предметом, а живым и при этом очень дорогим ему существом — с любовью и нежностью.

— Стараюсь по возможности, — подтвердил он. — Иной раз желание играть может настичь меня в самом неожиданном месте. Ну и… — он бросил короткий взгляд на часы у себя на запястье, — через два часа у меня самолет, из отеля я уже выселился, так что приходится таскать виолончель с собой.

Они заказали мороженое, посыпанное шоколадной крошкой с тертыми орехами, и кофе. Ионеску тянул какой-то безалкогольный коктейль.

Неловкость, витающая над столиком в первые несколько минут, испарилась бесследно. Вскоре они уже оживленно болтали втроем обо всем на свете и ржали как ненормальные, до колик. Макс оказался прекрасным собеседником с потрясающим чувством юмора, да и сам Макар был в ударе — так и сыпал остротам и байками из своей цирковой жизни, так что Динка в конце концов даже начала икать от смеха.

— Хорошая из нас с т-тобой получилась парочка, — подколол ее Макар, — одна икает, д-другой заикается… — и она снова прыснула прямо в свою чашку, едва не забрызгав кофе и самого Макара, и Макса Ионеску.

— Ну ладно, ребята, — снова взглянув на часы, заявил Ионеску, — с вами прикольно, но мне уже пора, сейчас такси приедет. Был очень рад нашему случайному, но такому славному знакомству.

— А можно с вами сфотографироваться на память? — смущаясь, выпалила Динка, на что он с легкостью согласился.

Макар сфотографировал их втроем на свой телефон. Уже поднявшись с места и устроив громоздкий футляр с виолончелью у себя на спине, Ионеску вдруг обернулся к ним обоим и сказал:

— Вы сейчас такие счастливые… берегите друг друга, пожалуйста. Изо всех сил берегите.

— Хорошо… — немного удивленно откликнулся Макар.

— Нет ничего более хрупкого и уязвимого, чем первая любовь, — серьезно пояснил музыкант. — От всей души желаю, чтобы все у вас двоих было хорошо.

После его ухода они еще некоторое время сидели молча, крепко прижавшись друг к другу.

— Еще мороженого? — предложил наконец Макар, но Динка покачала головой.

— Поздно уже… наверное, пора возвращаться.

Он обхватил ее лицо руками и развернул к себе — глаза в глаза, близко-близко, так, что можно было почувствовать легкий аромат кофе на ее губах.

— Я… так сильно тебя люблю, — внезапно для самого себя выговорил он, даже ни разу не запнувшись.

Динка с тревогой вглядывалась в его глаза.

— Ты так говоришь, как будто прощаешься, — произнесла она наконец дрогнувшим голосом.

— Нет, — он прижал ее голову к своей груди. — Никаких п-прощаний. У нас с тобой все будет хорошо… — и не удержался от шутки:

— Так, как завещал великий Ионеску.

…А в гостинице в номере девочек их уже поджидала разгневанная Светлана Александровна.

44

Всю обратную дорогу до Светлоградска Макар не мог отделаться от ощущения липкого беспокойства. Оно сдавливало ему горло холодными лапами и мешало дышать, хотя, казалось бы, конфликт был замят, все устаканилось и обошлось малой кровью.

Удивительно, но именно случайная встреча с Максом Ионеску в кофейне и стала смягчающим обстоятельством их побега. Очень кстати пришлось совместное фото с музыкантом — Светлана Александровна разохалась и разахалась, увидев Динку и Макара вместе с мировой звездой. Кажется, классная даже от души пожалела, что сама не оказалась в этот момент поблизости. Правда, Макару пришлось немного приврать: он сказал, что встреча с виолончелистом была оговорена и назначена заранее.

— Понимаете, — вдохновенно вещал он, — у нас в цирке д-давно мечтают о том, чтобы сделать номер п-под живую игру Ионеску. Вот мы и обсуждали с ним д-детали… нашего возможного сотрудничества.

— Ну хорошо, допустим, — нахмурилась классная, — но Дружинина-то с какой радости с тобой потащилась? Она ведь к цирку никакого отношения не имеет…

— Так ведь я недавно в ваши к-края переехал, — не моргнув глазом, нашелся Макар. — А в Калининграде вообще ни разу не был. Д-дина мне помогла сориентироваться и не заблудиться.

— Складно вещаешь, — Светлана Александровна покачала головой, но дальше придираться не стала — самым главным для нее было то, что все ее ученики снова в сборе, живы и здоровы, а значит, ей не придется объясняться с их родителями.

Оказалось, что Макару с Динкой повезло больше всех, а остальных одноклассников сцапали гораздо раньше. Эти придурки завалились в какой-то бар неподалеку от гостиницы, откуда большую их часть — несовершеннолетнюю — вежливо попросили на выход. Завязался довольно шумный спор, и в это время в баре откуда ни возьмись нарисовался физрук. Он живо засек своих подопечных и легкими тычками, подсказывающими направление движения, выпроводил их на улицу.

Пока возвратились в гостиницу, пока разбирались и искали зачинщиков — не сразу заметили, что не хватает Динки с Макаром. Когда же Светлана Александровна обнаружила их отсутствие, то схватилась за сердце, понятия не имея, где теперь их искать, но и тут обошлось: эта парочка сама вскоре вернулась.

Одноклассники потом пытались свалить на Соню вину за то, что их спалили, но та клялась и божилась, что преспокойно спала у себя в номере и не собиралась никого закладывать. Прямых доказательств ни у кого, разумеется, не было, но все равно на Динкину сестру затем все косились с подозрением и плохо скрываемой неприязнью. Она, естественно, была из-за этого взвинчена, нервничала и огрызалась… в общем, остаток ночи у всех прошел на взводе.

* * *

На завтрак выползали невыспавшиеся, зевающие, хмурые и раздраженные, с утренней зябкой дрожью во всем теле. Только Макара мало заботили внешние обстоятельства — он словно приклеился к Динке, не отходя от нее ни на шаг, уже понимая, что дома у них снова не будет возможности побыть вместе. Он не