Прильнув к окулярам перископа, Георгий Федорович привычно выругался про себя — не смотря на все эксперименты и доработки, запотевание линз перископа в холодной воде все еще имело место, пусть и не столь значительное, как в первый год. Тем не менее, на «Миноге» Беклемишева уже был установлен лишенный данного недостатка оптический прибор, тогда как ему до сих пор приходилось мириться с ухудшением видимости. Да и пара часов уже проведенных исключительно под водой не способствовали повышению настроения. К сожалению, малые размеры подводной лодки не позволяли находиться под водой все то время, что могли продержаться полностью заряженные батареи. Так уже спустя два часа подводного хода температура в отсеках поднялась на 3 градуса, и с каждым новым выдохом воздух становился все более спертым. Как он точно знал по собственному опыту, еще полтора-два часа и люди начнут клевать носом от недостатка кислорода, что было недопустимо на ведущем бой корабле. А его корабль, кто бы что ни думал, начал вести бой с того самого момента, как был убран шноркель и над водой время от времени принялся показываться только перископ. Так они и двигались практически вслепую, пока не пришло время выбирать себе жертву.

К счастью, пара японских крейсеров и большая часть истребителей унеслись атаковать показавшиеся на виду русские пограничные крейсера, коим и ставилась задача отвлечь как можно большее количество охранников рейда на себя, тем самым позволив подводной лодке не опасаться обнаружения со сновавших туда-сюда миноносных кораблей. Не смотря на получение информации о наличии у русских подводных лодок, японцы все еще не смогли осознать всей опасности, которую представляли эти небольшие хрупкие скорлупки, а потому вахтенным не ставилось задачи таращиться на море в поисках едва заметного перископа. Куда большее внимание они уделяли горизонту, где виднелись многочисленные шлейфы дымов, да грохотали раскаты орудийной стрельбы, в то время как прямо у них под носом крался хищник нового времени.

И вот, оставив за кормой не только последнюю четверку истребителей, но и большую часть бронепалубных крейсеров, Керн смог вывести свой маленький, но грозный корабль на японский броненосец. Причем, чтобы не рисковать преждевременным обнаружением, он не стал атаковать японца со стороны моря, а обойдя того вокруг, выпустил обе находившиеся на внешних подвесках самоходные мины с расстояния чуть более кабельтова, в надежде, что их не заметят и примут подрывы за детонацию снарядов в бомбовых погребах. Кстати именно по этой причине он и целился в район бомбового погреба кормовой башни главного калибра флагманской «Микасы».

Вполне возможно, что, и людям, и кораблям, откуда-то свыше было предписано получать определенные удары судьбы. Возможно не в то же самое время и в иных обстоятельствах, но результат оставался тем же. Вот и «Микаса» не смогла избежать предначертанного, так и не дождавшись окончания войны. Впрочем, благодаря некоторой помощи русских самоходных мин.

От одновременного подрыва двух, на удивление, не только дошедших и сработавших, но и не сбившихся с курса 450-мм торпед в борту броненосца образовались две солидных пробоины из-за близкого расположения слившиеся фактически в одну. Да, нынче не было преступной халатности японских матросов, пытавшихся добыть из того, что имелось под рукой, чего-нибудь спиртосодержащее. Соответственно, не происходило возгорания зарядов к 152-мм орудиям в бомбовом погребе. Но эффект вышел тот же. Получив огромную подводную пробоину и множественные повреждения близлежащих внутренних отсеков, броненосец очень скоро лег на дно, так что верхняя палуба ушла под воду более чем на метр. В результате произошедшего не менее двух третей экипажа погибли или оказались ранены, включая лишившегося трех зубов, заработавшего тяжелое сотрясение мозга и получившего гематому на пол лица вице-адмирала Того, что изрядно приложился головой о поручень левого крыла мостика, когда пятнадцать тысяч тонн стали его флагманского корабля тряхнуло, словно выбиваемый от пыли ковер.

Впрочем, справедливости ради стоило отменить, что плохо было не одним японцам. Слишком уж близко подошел Керн к намеченной жертве. Выпусти он менее мощные 381-мм мины, и все могло бы обойтись одной лишь встряской. Но сделанного было уже не воротить. От одновременного подрыва 140 килограмм тротила его небольшую лодку накрыл гидравлический удар такой силы, что мигом полопались все лампы, погрузив ее нутро в непроглядный мрак, а через ряд растянувшихся заклепок даже началось поступление воды на борт. Пусть она и не била тугой струей, но даже принявшиеся сочиться по внутренним стенкам и перископу ручейки не добавляли спокойствия. Особенно понимающим людям, что находились под водой в кромешной тьме и отчетливо слышали, как со всех сторон принялась журчать и капать вода. Паники, конечно, не последовало, но седых волос на головах всех без исключения членов экипажа прибавилось изрядно.

Но что было хуже всего, в топливной системе сорвало трубки, отчего бензин начал поступать в двигательный отсек, а саму лодку даже выкинуло на поверхность, и ее смогли хорошо разглядеть, как наблюдатели с берега, так и матросы с ближайших судов. Впрочем, пробыв над водой с десяток секунд, она снова канула под воду, едва удержавшись от проваливания на грунт. Но, даже избежав неконтролируемого погружения, экипаж подводной лодки оказался в незавидном положении. К счастью, дураков среди них не водилось и потому, стоило офицерам и матросам учуять резкий запах бензина, как все тут же прекратили всякие попытки добыть свет путем зажигания спичек. Открытый огонь на подводной лодке и так, мягко говоря, никогда не приветствовался и потому в экипаж старались набирать некурящих, во избежание, так сказать. Вот только спички требовались не только для того, чтобы разжечь трубку или самокрутку, потому в карманах и личных вещах членов экипажей они водились всегда. Впрочем, как уже было сказано, никто не успел допустить роковую ошибку и потому миноносец № 113 не отправился на дно вслед за своей жертвой. Более того, стоило бьющимся обо все подряд офицерам добраться на ощупь до своих коек и вытащить из находящихся при них ящиков ручные фонари, как тьму центрального отсека прорезали луч света. Лишь один из них благополучно пережил удар, но и этого оказалось достаточно, чтобы вернуть людям возможность ориентироваться на борту.

Естественно, перво-наперво озаботились проблемой утечки топлива, благо все коммуникации шли открыто, и обнаружить места прорыва удалось всего за пять минут ползания на коленках. Потом в течение получаса предпринимались попытки выкачать все вылившееся в отсек топливо посредством применения небольшого и маломощного ручного осушительного насоса, но к тому времени немалое количество бензиновых паров успело заполнить все внутреннее пространство, отчего людей жутко мутило, вплоть до рвоты. Следом всем личным составом была прочитана молитва, после чего дан малый ход. Столь притягательную идею, как предварительную вентиляцию внутренних отсеков посредством подъема шноркеля, Керн зарубил на корню, опасаясь, что японцы откроют огонь из всей доступной артиллерии по воде в попытке достать обнаружившую себя подлодку. Во всяком случае, он бы поступил точно так, появись недалеко от борта подорванного корабля какая-то непонятная штуковина. Находись он на солидном удалении от японцев — хотя бы в полумиле, то идея с подъемом шноркеля не казалась бы ему столь опрометчивой, ведь без предварительной вентиляции, не то что давать ход, а даже менять лопнувшие лампочки, было откровенно страшно, поскольку одна единственная искра грозила превратить лодку в крематорий. По этой же причине для откачки топлива не был использован один из электронасосов. Но, как полагал он сам, сейчас у них не имелось иного выхода.