— Можешь… — я хватаю ртом воздух. — Мы можем вернуться к этому позже? Это очень приятно, но мне хочется… — я замолкаю и прижимаюсь к нему.

— Скажи это, Мэг.

О боже, эта прямота сейчас. Она такая правильная, в ней так комфортно.

— Хочу, чтобы ты вошел в меня.

Он награждает меня снова, ведь для обоих это томление, предвкушение окончилось. Рид дотягивается до ящика тумбочки, открывает его, достает презерватив и за считаные секунды сбрасывает с себя боксеры и надевает резинку, за чем я наблюдаю с тем же жадным, нескрываемым удовольствием, что и он ранее.

Он устраивается между моих бедер и подается вперед — так медленно, приятно, так внимательно — с первых секунд я тону в блаженстве, представляя, что происходит внутри меня. В воображении у меня вырисовывается восхитительная, опасная «Л», она пересекает мое счастливое трепещущее сердце, обвиваясь вокруг него, беря врасплох своими объятиями и не ослабляя хватку.

Это сводит с ума, я стискиваю Рида и притягиваю к себе, с облегчением чувствуя, как волна удовольствия от того, что он вошел на всю длину, разливается по мне и сметает из мыслей остатки букв, словно воздух карандашную стружку с листа. В моих мыслях только новый толчок его бедер, только новый импульс в моих, только то, как мы вместе двигаемся в одном прекрасном ритме, будто идем нога в ногу, будто вместе читаем наши общие знаки: касание здесь, поцелуй там, глоток воздуха, хриплый стон, вздох.

Теперь я сама себе кажусь лгуньей, чувствуя быстрое и неотступное приближение оргазма.

— Рид, — шумно дышу я. — Я скоро.

Он наклоняет голову, прижимается лбом к вороху моих волос и пылко выдыхает, не меняет темп. Этот великолепный, умный и всегда внимательный мужчина продолжает доводить меня до исступления, подобного которому я не испытывала никогда в жизни.

— Хорошо, — повторяет он, и меня так возбуждает его учащенное дыхание, когда он произносит это с трудом, почти сквозь зубы, еле сдерживая себя.

— Давай кончим вместе, — умоляю я. — Прошу, прошу, прошу.

Не знаю, как Рид с его загадочными числами это делает, но три последних слова он превращает в счет, сопровождая каждое толчком…

раз

два

три

…Я содрогаюсь, крича от наступившего облегчения, затем он напрягается внутри меня и тоже вздрагивает. Мы приходим в себя — потные, еле дышащие, все еще сплетенные вместе — и я чувствую насыщение и приятную вымотанность. Я так рада снова быть с ним, что неосознанно вожу пальцем по его спине, все вырисовывая ту обхватившую сердце «Л» — начало чего-то особенного, редкого и прекрасного.

И еще рано думать, сможем ли мы завершить.

♥ ♥ ♥

Я просыпаюсь в свете дня. Одна.

В прохладе и тишине спальни Рида, на свежих простынях с запахом чистоты и бассейна, под тяжестью темно-синего покрывала на обнаженном теле. Лучше бы он был рядом, лучше бы эта тяжесть была его рукой у меня на талии, лучше бы потянуть усталые мышцы, прижавшись к его сильному, стройному телу.

Хотя проснуться одной тоже неплохо. Одной можно не стесняться румянца на щеках и волны воспоминаний о том, что было между нами и как: страстно, жестко, откровенно. Одной можно закрыть руками лицо и расплыться в головокружительно счастливой улыбке. Одной можно забавно вильнуть телом, радуясь нашему первому разу… а потом еще двум (Рид, как оказалось, «действительно хочет этого») и предвкушая, что еще ждет нас впереди.

Делаю глубокий вдох, чтобы успокоить тело, и наконец осматриваюсь. Здесь довольно пусто, почти аскетично; вспоминаю, что говорил Рид об этой квартире в те яркие и сладкие минуты разговора после секса, пока я не задремала: «Я переехал сюда уже после, — сказал он, опустив имя Эйвери. — Никогда не считал эту квартиру домом». В углу стоит узкий комод, но большую часть спальни занимают кровать и тумбочка. Кроме моей одежды, теперь аккуратно сложенной на комоде, смотреть особо не на что. На тумбочке из гладкого, почти черного дерева только матовая стальная лампа и книга в твердом переплете и глянцевой обложке с ярлыком из библиотеки на корешке. Наклоняюсь, чтобы прочитать название — «Остров в центре мира» — и заглядываю под обложку. По заголовку и положению тонкой серой закладки (конечно же, Рид читает с закладкой), торчащей сверху, можно понять, что Рид на середине исследования истории Манхэттена под властью Голландии в семнадцатом веке. Закрываю книгу и зарываюсь в подушку, думая, можно ли кончить, просто представив, как Рид по вечерам в этой большой кровати читает библиотечную книгу о городе, в котором не видит ничего — кроме меня, возможно, — хорошего.

Спустя пару мгновений тишина и суровый аскетизм комнаты начинают давить, будто я здесь только временный непрошеный гость. Смотрю на свою одежду на комоде, прислушиваюсь к звукам за дверью спальни. Может, он куда-то вышел и надо ловить момент, пока не наступила типичная неловкость после секса. Оставлю ему записку, пусть позвонит, когда захочет…

«Нет», — говорю я себе, оживляя в памяти образы и ощущения этого утра. Резко сажусь и кубарем скатываюсь с кровати, приглаживаю ворох наверняка сильно распушившихся волос и тянусь к стопке одежды, игнорируя все, кроме своей одолженной Риду футболки. Я надеваю ее и выхожу в гостиную, босиком ступая по холодному гладкому паркету, мои ноги покрываются мурашками. Он сидит на низком темно-сером угловом диване, на котором, должно быть, ужасно дремать или спать после бурной ночи с выпивкой и драками. Он одет по-домашнему — светло-серые спортивные штаны, белая футболка, — но сидит при этом зажато, держа в руке телефон, раздраженно пролистывает что-то на экране большим пальцем, который всего несколько часов назад так нежно гладил меня.

— Привет, — говорю я.

Он тут же поднимает голову, перестав листать экран. Его взгляд полон нежности и радости, на лице возникает улыбка с фирменным изгибом, — все это помогает мне отбросить сомнения, приятно ли ему мое присутствие.

— Почему ты меня не разбудил? — спрашиваю я, идя к нему, довольная тем, как он на меня смотрит, как протягивает руку к моей и сажает рядом с собой. Этот неудобный диван спасают только объятия Рида; я перекидываю ноги ему через бедро, греясь о его теплую кожу, а он обхватывает меня одной рукой.

— Ночью мне удалось поспать дольше тебя, — отвечает он и целует меня в висок, глубоко дыша. От легкости и естественности момента мое сердце снова сжимается в крепких объятиях этой прекрасной «Л».

Затем в его руке звонит телефон, Рид запрокидывает голову и устало закрывает глаза.

— Ты вчера многое пропустил, да? — спрашиваю я. Он почти незаметно кивает, черты лица его становятся жестче и мрачнее, не сдержавшись, я провожу кончиком пальца по его лбу: от линии роста волос до переносицы, — а затем ниже, по изгибу носа и к нежным бугоркам губ. «Ах, какое лицо», — мечтательно думаю я, любуясь им.

Он снова кивает, напрягая челюсть.