Шрифт:
Закладка:
В начале карантина авиасообщение было прекращено, а ездить на поездах и автобусах было небезопасно, но у меня была машина, зимовавшая в гараже нашего здания. Я сложила вещи в несколько дорожных сумок и отправилась в путь с нашим китайским шарпеем Бачио на пассажирском сиденье. Проводя за рулем по 12 часов в сутки, я преодолела путь от Чикаго до Портленда за три дня. Вместо прямой дороги я выбрала более длинный, загадочный и красивый северный маршрут: через Миннеаполис, Фарго, Биллингс, Боузман, Миссулу, долину Спокан, вдоль границы штата Вашингтон, затем вдоль реки Колумбия до самого Портленда. На дорогах было пусто. В отелях, где я останавливалась, не было ни души. В Северной Дакоте и Монтане, где столкнулась с гололедом и попала под снегопад, я не столько ехала, сколько плавно скользила по пустым шоссе. Когда я въехала в город, вся машина была в снегу и грязи.
В Портленде я первое время жила на готовой еде: протеиновых батончиках и супах быстрого приготовления. После снятия ограничений я начала покупать овощи на близлежащих фермах. Каждое утро я пробегала несколько миль. Затем работала, созванивалась с людьми по скайпу и зуму. Как и все остальные, я переосмысляла понятие нормальной жизни. Но в этой новой жизни было нечто странное: не проходило и недели, чтобы со мной не связывался какой-нибудь журналист. Сначала The New York Times, затем The Washington Post, CNN, Vogue, Women’s Health, National Geographic… Все они хотели получить советы по выживанию в социальной изоляции. Им нужен был не доктор Любовь, а доктор Одиночество. Но поскольку Джона уже не было, меня просили выступить от его имени, рассказать о наших исследованиях и о моем вкладе в разработку клинических методов, помогающих уменьшить последствия социальной изоляции и упростить формирование социальных связей. Иногда репортеры путали нас, и всякий раз, когда я получала письмо, адресованное Джону Качиоппо, я улыбалась. Мне казалось, что эти письма, начинающиеся со слов «Уважаемый Джон», продлевают его жизнь.
Но, конечно, в этом была и горькая нотка: мне приходилось снова и снова сталкиваться с реальностью, понимать, что я больше не могу переслать их Джону, и вспоминать о своей потере. Поэтому, чтобы преодолеть боль, которую я заново переживала с каждым письмом, мне приходилось заглядывать внутрь себя, вытаскивать на поверхность болезненные переживания и ассоциировать их с более позитивными воспоминаниями. Психологи называют эту технику когнитивно-поведенческой терапией (КПТ), в которой, по словам невролога Лизы Шульман, «люди уменьшают эмоциональный заряд, создавая новые мысленные ассоциации»[212]. В моем случае я вспоминала, что Джон был рад получать вопросы от СМИ, как и любые электронные письма с вопросами, касающимися науки. Они давали ему возможность делиться своими знаниями. Когда я держала это в голове, каждое адресованное ему письмо заставляло меня вспоминать его улыбку, и тогда я видела эти сообщения в более позитивном свете.
Консультируя других, рассказывая о нашей научной работе, посвященной одиночеству, я старалась оставаться позитивной и объективной. Одновременно я обнаружила, что, для того чтобы быть настоящей, искренней с собой и находить контакт с другими людьми, мне нужно самораскрываться. Я должна была причислить себя к числу одиночек хотя бы для того, чтобы рассказать людям, как вернулась практически с того света. До пандемии я знала, что делиться с другими позитивными новостями полезно для здоровья[213], но обмен негативным опытом был для меня в новинку. Пандемия помогла мне лучше понять преимущества коллективного обмена информацией и то, как вместе мы можем улучшить наш коллективный социальный капитал (внутреннюю силу, которую мы получаем благодаря социальным связям). Я осознала, что говорить о негативных вещах — это не то же самое, что излучать негативную энергию. Эмоции — это просто эмоции, они не положительные и не отрицательные. Только от нашей реакции зависит, положительно или отрицательно они повлияют на наше здоровье, счастье и долголетие.
Чтобы внести в жизнь определенный ритм, я просыпалась каждое утро в четыре тридцать, когда на улице было еще темно, безмятежно и спокойно. Я медитировала, благодарила за еще один день жизни и делала зарядку. Затем я брала ноутбук и устраивалась у большого окна. Глядя на звезды, я думала, что жизнь в условиях пандемии не так уж сильно отличается от жизни на космической станции, изолированной, но тесно связанной с Землей. В одно такое утро я открыла электронную почту и обнаружила сообщение от НАСА. Это было приглашение выступить онлайн с докладом об одиноком мозге перед космическим агентством совместно с Национальным институтом здоровья. Я задумалась, чем могут быть интересны мои исследования астронавтам. Они мастера в искусстве жизни в изоляции. Они могут провести год в одиночестве в космосе, справляясь с последствиями одиночества благодаря позитивному мышлению, структурированному распорядку дня, спорту и осознанию своей миссии. Нам следовало бы поучиться у них.
Это виртуальное мероприятие не было похоже ни на что, в чем я когда-либо участвовала. Из соображений конфиденциальности я не видела других его участников. Я разговаривала с черным экраном компьютера и отвечала на интереснейшие вопросы, заданные неизвестными голосами. Не думаю, что я чему-то научила людей из НАСА, но этот опыт помог мне понять, насколько жизнь в космосе отражает нашу сегодняшнюю реальность. Как и астронавтам, нам пришлось перестроить свой мозг во время пандемии, чтобы оставаться рядом со своими близкими, несмотря на любые расстояния. Нам пришлось перенести большую часть социального общения, от празднования дней рождения до медицины, в виртуальное пространство.
Во время пандемии я чаще, чем обычно, наблюдала за звездами. Однажды весной 2021 года я ночью отправилась в обсерваторию в Санривере, который находится в трех часах езды к югу от Портленда. Гид сказал, что я приехала в идеальное время. По его расчетам, через несколько минут (точнее, в 23:22) прямо у нас над головами будет проходить Международная космическая станция. Солнечные лучи отражались от ее поверхности, поэтому она была достаточно яркой, чтобы ее можно было увидеть невооруженным глазом. Она показалась мне настолько похожей на падающую звезду, что я рефлекторно загадала желание.
Чистое небо освещала полная луна, светового загрязнения почти не было.
