— Гад толстопузый… — Наденька подняла голову и встретилась через стекло со взглядом дежурного. — Мне к Залесскому, — сказала она. — Надежда Чарушина. Адвокат.

— Назначено?

— Да, — вздохнула Надя и легонько пожала плечами. Когда следователь узнает, с какой новостью она заявилась, он простит ей ее вранье. Наверное. Впрочем, он уже и так относится к ней как к ненормальной, так какая разница, если придется лишний раз это подтвердить.

— Данные впишите, — дежурный раскрыл перед ней журнал.

Перехватив в другую руку пакет с букетом, Надя взяла ручку и тут заметила, как у дежурного зашевелились ноздри и изменилось дыхание. Хмыкнув, она вписала свое имя и номер адвокатского удостоверения.

Дверь кабинета была заперта. Чарушина присела на скамью и прислонилась затылком к стене. Не обращая внимания на проходивших мимо нее людей, Надя думала о том, что же сейчас происходило на берегу реки. Она не стала звонить Залесскому и не поехала опять на место преступления, потому что боялась потерять самообладание под его взглядом и в очередной раз признать глупость своих поступков. Неужели каждая женщина становится дурой, когда влюбляется? Сколько же подобных ей оказывается в роли жертвы собственных страстей? И можно ли уберечься от этого?.. Кто-то теряет огромные деньги, желая "спасти" возлюбленного от финансового краха, а кто-то и жизнь, оказавшись в ловушке маньяка, сыгравшего на нежных чувствах готовой на все любовницы…

До этого момента Надя никогда не ставила себя на место подобных страдалиц. Ей казалось, что все это происходит с теми, кто живет только эмоциями и не прислушивается к доводам разума. И вот сама вдруг обнаружила себя в рядах свихнувшихся от любви и ревности.

Надя закрыла глаза, чтобы не видеть заинтересованные взгляды. Видок у нее был тот еще. Следовало бы наведаться в туалет и хорошенько помыть руки, но тело отказывалось слушаться. Пригревшись, Надя продолжала перекручивать в голове последние события, старательно раскладывая по полочкам все, что постепенно вылезало на поверхность из уютных тайников ее памяти.

"— Я такая счастливая, Ржевский! — Словно сытая кошка, Наденька потянулась во весь рост и вскинула руки над головой.

Павел улыбнулся и медленно, очень медленно, провел теплой ладонью от ее шеи до груди. Надя закусила нижнюю губу и тихо застонала, когда он продолжил это сводящее с ума движение.

— Какая же ты настоящая, искренняя… Я думал, таких больше нет, — Ржевский склонился к ее виску, и теперь его губы касались ее кожи, отчего у Нади затрепетало в животе и ослабли колени.

— Я есть! — немного нервно рассмеялась она. — Почему ты так говоришь? Будто… — Наденька сглотнула и попыталась развернуться к нему, но Ржевский заставил ее замереть, легонько нажав на плечи.

Он желал, чтобы Надя сделала так, как ему хотелось. А хотелось ему разглядывать и водить по ее телу ладонью, словно говоря: "Ты моя". Его глаза потемнели и теперь напоминали море перед грозой.

— Ну же, ответь, — пробормотала она, задыхаясь от охватившего ее желания. — Почему ты говоришь, что таких, как я, больше… ах!..

— Ты чудо… Только никогда не спрашивай меня о других, ладно? Иди ко мне… Ну же, скорей! Я люблю тебя, Наденька!

Надя вздрогнула и открыла глаза. Уставившись в стену напротив, она никак не могла окончательно вынырнуть из своего полусна-полуяви. Буквально кожей ощущала и шелковое тепло простыней, и горячее дыхание Павла на своих волосах, и его ладонь, мягко и настойчиво пробирающуюся между ее бедер…

Их первая ночь тогда растянулась до самого обеда. Отельчик был крохотным, всего на десять номеров, разделенных толстенными стенами. Старинный дом с узкими сводчатыми окнами и увитой плющом круговой террасой, внутренний дворик которого украшали лимонные деревья. Кровать на полкомнаты, созданная для таких вот любовных марафонов, приглушенный свет, игристое вино и ароматные фрукты, — настоящая сказка для нежных и страстных любовников, которыми они и были. Весь этот комфорт стоил немалых денег. Как и все те милые вещи, которыми Ржевский без устали баловал ее.

Вспыхнув до корней волос, Чарушина выдохнула и огляделась. Казалось, что голос Павла еще звучит у нее в голове, но Надя думала о другом: о том, что с самого начала была пластилином в руках Ржевского и при этом не испытывала никаких страданий. Возможно, не случись всей этой ситуации, она бы еще какое-то время потрепыхалась, а затем бы сдалась на волю победителя, оставив работу и осев дома.

Вот и Тураев искренне считал, что женщина не в состоянии выжить без мужчины. Разумеется, это его личное дело, но вот только при всех его принципах его жена мертва. А ведь она старательно соответствовала и следовала его указаниям.

Чарушина покачала головой — интересно, с какими же женщинами сравнивал ее Павел? Уж не с покойной ли Елизаветой? Или с Викусей Безоглядовой?

Она поднялась и решительно подошла к соседнему кабинету. Постучав, заглянула внутрь.

— Здравствуйте! Вы не могли бы мне помочь? — спросила Надя у двух мужчин, прерывая их беседу за одной пепельницей.

— Слушаю? — хором ответили они.

— Я к Залесскому пришла, Олегу Ивановичу. А его нет. — Она приподняла пакет. — Я хотела бы оставить это для него.

Мужчины переглянулись и синхронно кивнули.

Надя повесила пакет на крючок вешалки и, потоптавшись, добавила:

— Вы только не забудьте, ладно? И еще передайте ему, пожалуйста, чтобы он обязательно позвонил мне, когда освободится. Это очень важно. И пусть не удивляется… — она потыкала в пакет пальцем.

Закрыв дверь, Надя несколько минут задумчиво стояла в коридоре.

Судя по времени, Павел был в квартире после того, как Тураеву задушили на берегу реки. Его машина так и осталась на стоянке возле дома. Получается, он уехал на такси или частнике… Но куда и зачем? И почему сказал, что скоро вернется?

Она отправила сообщение Зае, и та тут же ответила, что кое-что нашла, присовокупив сумму с тремя нулями, которую потратила на покупку базы городского ЗАГСа. Разумеется, это было противозаконно, и Надя могла бы получить всю информацию по запросу вполне официально, но тогда, в случае проверки, она подставила бы Рура, ведь у нее не было никаких полномочий ни от Тураева, ни от Ржевского… К тому же Надя не считала собственное расследование злонамеренным. Оправдывала тем, что оно необходимо для того, чтобы помочь следствию, которое как раз очень зависело от огромного количества официальных юридических моментов…

Чарушина вышла из здания прокуратуры и вдохнула полной грудью. Сердце тоскливо сжалось, будто предчувствуя беду, и