можно объявить филиалом дурдома. Ты мне лучше скажи, куда эмигрировать, если в следующем году Жириновский станет президентом, — на Украину или в Белоруссию?

— А ты полагаешь, что это возможно?

— Ты все еще думаешь, что в этой стране, где убивают не только танками, но даже троллейбусами, есть что-нибудь невозможное?

— Какие троллейбусы, ты о чем?

— Так ты не прочитал ту газету, которую я тебе показывал? — удивился Денис. — А ведь было уже два таких случая. В одном какой-то студент проходил мимо стоявшего троллейбуса, и тут с проводов сорвалась штанга и размозжила ему череп. Второй еще круче — парень собирался войти в салон, встал на ступеньку и схватился за поручень. Удар током — и наповал, оказывается, плохая, электроизоляция, а дороги еще посыпают солью. Ну и скажи, когда Россия станет безопасна для жизни?

— Когда к власти придут умные люди.

— А-а, — махнул рукой Денис, — это все утопии. Умные люди не рвутся к власти — им это просто неинтересно. Ведь политика в подлинном смысле этого слова — это искусство управления большими социальными группами людей. Скучно! Наука, искусство, литература, даже религия — вот где возможность прикоснуться к вечности и обрести подлинную славу. А политика… значительное дело для незначительных людей.

— Ну, здесь ты не прав, — возразил Юрий. — А Рузвельт, Черчилль, де Голль? Разве это не примеры умных и талантливых политиков?

— Так это все на Западе, в странах с устоявшейся демократией, а я говорю о России. Здесь главная опасность исходит именно от правителей. Стоит прийти к власти какому-нибудь новому персонажу, и глядишь, через некоторое время у него уже отрастает двойной подбородок, появляется вальяжность, а в глазах возникает выражение хорошо откормленного хряка. Вот здесь бы как раз и поменять его на кого-то нового — да где там! Как сменишь, когда кругом такие же хряки, для которых власть — это единственная возможность осознать собственную значимость и наглядно продемонстрировать ее другим с помощью всевозможных государственных атрибутов — лимузинов, самолетов, кабинетов, почетного караула… Номенклатура! Точнее даже, номенклатурная мафия, которая гораздо опаснее мафии обычной. Та стреляет, взрывает, ворует, занимается наркотиками и оружием, а номенклатурная действует еще хуже — она лишает надежд.

— Ты пессимист.

— Наверное, я просто самый заурядный обыватель, — усмехнулся Денис. — Знаешь, я где-то прочитал такой афоризм: «Размышления Над природой и обществом внушают оптимизм великим, скептицизм — средним и пессимизм самым заурядным людям». Так где же утка и будем ли мы еще пить?

К моменту появления утки, роскошно изукрашенной гарниром, оба приятеля уже настолько опьянели, что восприняли ее без особого энтузиазма.

— Вот оно, тяжкое наследие нищей молодости, — иронично заметил Денис. — Мы привыкли или пить, или есть и не умеем делать одновременно и то, и другое. А когда я пьян, мне уже хочется не пекинскую утку, а какую-нибудь российскую кошечку.

— Знала бы об этом Галина!

— Знать бы мне сейчас, о чем она в этот момент думает. Ну так и что? — и Денис выжидательно уставился на Юрия.

— Ты имеешь в виду — по девочкам? Тогда стоит позвонить Ларисе. А она уж пригласит для тебя какую-нибудь подругу-

— Какую-нибудь — не надо. Мне нужна стройная блондинка, не старше восемнадцати лет, с обязательным знанием китайского языка, — с запинкой выговорил Денис.

— Ну ты уже и хорош!

— Хорош я снаружи, а в душе мне ужасно тоскливо. Доедай ты эту несчастную утку и вперед!

Пока друг ходил искать исправный телефон-автомат, Денису пришлось стоять в вестибюле ресторана рядом с темно-вишневой статуей Будды; а затем и на улице. «Тай пей» находился в скромном двухэтажном здании, одну часть которого занимало какое-то общество помощи детям-инвалидам. В пяти метрах от входа высилась самая заурядная девятиэтажка, через дорогу тянулся забор. Вход в переулок украшали два переполненных отходами мусорных бака. «Забавный контраст — экзотический и дорогостоящий уголок в каком-то паршивом московском переулке, вполне по-нашему».

Впрочем, теперь, в снегопад, при желтом свечении фонарей, даже такой переулок казался уютным, ласковым и слегка загадочным. «Однако, — подумал Денис, отряхивая снег с отворотов куртки, — уютным он кажется лишь тогда, когда знаешь, что где-то, в каком-то многоэтажном доме — книге житейских сюжетов — тебя кто-то ждет… и этот кто-то ж похож на Галину! А не позвонить ли сейчас ей, вдруг она одна и тоже тоскует?» — от этой мысли он качнулся было искать телефон-автомат, но тут же передумал. «Нет, она не любит, когда я пьян, так что лучше этого не делать… О, Боже, а вдруг она действительно больна СПИДом? Мне г так ее хочется, я ее муж и… нет, ну это какая-то немыслимая ситуация! Мне ждать еще три месяца, пока она не проверится! А если результат будет положительным? Разводиться? Я три года за ней ухаживал — и что? Так ни разу и не окажусь с ней в одной постели?»

— О чем задумался? — спросил Юрий, выходя на улицу — дверь услужливо распахнул швейцар, которому он сунул долларовую бумажку.

— Да так… Ну что?

— Все в порядке. Дома ее, правда, не оказалось, но я позвонил в фирму, и мне даже позвали ее к телефону. Короче, мы с ней договорились, что она берет подругу — как ты и заказывал, молоденькую блондинку, — садится в тачку и едет к себе. А мы, в свою очередь, сделаем то же самое.

— А почему не к нам?

— Ты забыл про наш холостяцкий бардак?

— Вот для этого и надо было их пригласить!

— Домработница обойдется дешевле… Ага, наконец остановилась.

К этому моменту они уже вышли из переулка на Красную Пресню и остановили машину. Юрий что-то сказал шоферу, а затем махнул Денису.

— Поехали.

Он сел рядом с водителем, Денис устроился сзади, и машина тронулась с места. Замелькали освещенные витрины магазинов, вывески, огни.

— Что ты там бормочешь?

— Стихи.

— Свои или чужие?

— Свои.

— Тогда читай вслух.

Денис откашлялся и прочитал:

Чертовы сладкие раны

Непозабытых желаний,

Гонят в ночные туманы

Призраки вспоминаний.

Только всего и осталось —

Блеск увлечений непрочных.

Тягостна эта усталость

От одиночества ночью.

Время томительным плеском

Сердце сомненьем ласкает;

Тени танцуют бурлескно,

А телефон умирает.

Пепел погашенных трубок

Жаждой томит возгораний;

Этих, уже недоступных,

Непозабытых желаний.

— Ну и как? — спросил он после недолгой паузы.

— Отлично, — коротко ответил Юрий, думая о чем-то своем.

Через полчаса машина подъехала к дому, Юрий расплатился, и они вылезли наружу.

— Да, кстати, —