Разве не это пленило меня в первую очередь? Чистая дикость, скрывающаяся за дорогим костюмом.

Если быть честной с собой, именно это и привлекло меня в нем. Тот факт, что он одновременно зверь и человек, но не совсем гуманный. В его глубине есть что-то такое, что может раздавить меня в одну секунду.

Когда я украдкой смотрю на него, меня снова поражает, как напрягаются его мышцы, как будто он пытается удержать себя от того, чтобы не сорваться в любой момент. Даже когда его игривость на высоте, от него все равно исходит напряжение.

Также становится все более очевидным, что, находясь с ним, я подвергаю себя опасности. И все же, почему я не могу найти в себе силы позаботиться об этом?

Может быть, потому что я вижу в нем то, что очень старалась скрыть в себе. Насилие, которое просится наружу, кровь, которая требует, чтобы ее пролили.

Я нахожусь на той стадии, когда мне приходится задаваться вопросом, являюсь ли я такой, какой я есть, потому что мне приходилось находиться взаперти, и всю эту жизнь терпеть насмешки о том, что являюсь истинным злом. Или я просто всегда была такой, и некоторые люди проницательно заметили это до того, как моя злость проявилась.

Интересно... Что бы он сказал, если бы узнал, что я убийца?

Почему-то мне кажется, что он бы и глазом не моргнул.

— Ты когда-нибудь убивал кого-нибудь? — спрашиваю я, глядя на его профиль. Чем больше я смотрю на его лицо, тем больше увлекаюсь его микровыражениями: отрепетированными и спонтанными.

Его губы подтягиваются от удовольствия, и он усмехается.

— Кого-нибудь? Определи «кого».

— Один человек? Два? — если он в мафии, как мой брат, то, возможно, он совершал преступления.

Мне почти смешно от мысли, что совсем недавно я поклонялась богу в его доме, а теперь потворствую всем видам преступлений.

— Один? — он поворачивается ко мне, его выражение лица выражает недоверие. — Сиси, ты ранила меня, — он притворяется обиженным.

— Тогда сколько?

— Ты уверена, что хочешь знать? Ты можешь убежать, — говорит он, но я упорствую, думая, что все не может быть так плохо.

— Скажи мне.

— Не могу сказать, что считал, — он слегка поворачивается ко мне, как бы ожидая моей реакции, — но, наверное, где-то тысячу, — пожимает он плечами.

Я таращусь. С открытым ртом. Я просто смотрю на него, ожидая, что он скажет, что это была шутка.

Когда он видит, что я не реагирую, то останавливается.

Поворачивается ко мне лицом, его губы сжаты в плотную линию.

— Не пытайся меня оправдать или даже сделать из меня того, кем я не являюсь, Сиси, — говорит он, а его пальцы обхватывают мой подбородок и приподнимают, заставляя меня смотреть ему в глаза. — Будет лучше, если мы начнем с некоторой правды. Я хладнокровный убийца. Мне не нужна причина, чтобы убивать. Я просто убиваю. Так что в следующий раз, когда увидишь меня в ярости, беги. Потому что я не могу обещать, что ты не будешь следующей.

— Ты пытаешься напугать меня, — шепчу я, моя верхняя губа дрожит.

— Это работает?

Я мотаю головой. Рациональная часть меня знает, что мне нужно бояться. Я должна была испугаться в тот момент, когда он схватил меня за горло, мои ноги были в воздухе, а его глаза без эмоций смотрели на меня. Он мог легко свернуть мне шею.

— Так и должно быть, — он пододвигается ближе, и я чувствую его дыхание как свое собственное. Мой пульс учащается, а я позволяю взгляду скользнуть с его глаз на его губы. — Я должен пугать тебя, Сиси. Я должен пугать тебя, черт возьми, — хрипит он, но я не обращаю внимания на его слова. Я вижу только то, как двигаются его губы, его язык пробирается, чтобы смочить нижнюю губу, его зубы белые и ровные, сон прошлой ночи заставляет меня сжимать бедра в дискомфорте, когда я вспоминаю его болезненный укус на моей коже.

— Как... ты бы убил меня? — я поднимаю взгляд на него, тяжело сглатывая, поскольку вижу именно то, что он хочет, чтобы я увидела — безэмоционального убийцу.

— Как? — его голос густой, взгляд непоколебим.

— Скажи мне, — призываю я его, внутри меня зарождается больное желание.

Наверное, слишком много времени, проведенного на кладбище, одурманило мой мозг.

Он поднимает руку к моему лицу, убирая челку со лба.

— Мне нравится купаться в человеческих внутренностях, — говорит Влад с бесстрастным лицом. — Чем кровавее, тем лучше. Но для тебя я бы сделал исключение, — комментирует он, и я хмурюсь. Его пальцы ласкают мое родимое пятно, а затем спускаются ниже, по щеке и шее. — Я бы не оставил на твоем теле ни одной отметины.

Смущенная, я собираюсь открыть рот и спросить, что он имеет в виду. Но в тот момент, когда я открываю губы для вопроса, он накрывает пальцем мой рот, приближаясь губами к моему уху.

— Смертельная инъекция. Ты умрешь через несколько минут. Потом я бы забальзамировал твое тело и оставил тебя только для моих глаз, — от его низкого гула волосы на моем теле встают дыбом.

Он говорит о том, чтобы убить меня и оставить себе мой труп, а я лишь чувствую сильное покалывание в животе.

— И что бы ты сделал с моим телом? — спрашиваю я задыхающимся тоном.

Уголок его рта приподнимается, но он не отвечает. Вместо этого он парирует своим вопросом.

— Что бы я сделал? Скажи мне, Сиси, как ты думаешь, что бы я сделал?

Я не могу ответить, хотя в глубине души знаю. Я могу только смотреть в эти злые глаза, опьяненная развратом, который в них вижу.

Я не должна была быть монахиней.

Не тогда, когда я возбуждаюсь от мысли, что этот опасный мужчина убьет меня... и оставит себе.

— Все еще не боишься? — спрашивает он, выжидательно подняв брови.

Я мотаю головой, и улыбка расплывается на его лице.

— Ты удивляешь меня, дьяволица, — шепчет он. — Ты выглядишь так, будто это правда.

— Дьяволица?

— Единственная святая вещь в тебе, Сиси, это твое имя. Остальное... — он прерывается, его глаза переходят на мою грудь.

У меня перехватывает дыхание от его взгляда и