ей придется идти на жертвы. Управлять рестораном – непростая задача. Зарплата мизерная, а круг обязанностей – бесконечный. Такие люди редко бывают счастливы, но у нее, казалось, не было никаких проблем.

– А строгой была?

Блэк покачал головой.

– Нет. Просто очень милая девушка. Таких невозможно не любить.

Не такая уж и милая, подумал По, если изображала свое похищение целых шесть лет.

– И когда это все закончилось?

– Это не закончилось, – просто ответил Блэк.

– Но вас уволили. – По сверился с блокнотом, больше для того, чтобы дать Блэку понять, что он цитирует кого-то другого, а не потому что не помнил слова наизусть. – За «плохой тайм-менеджмент».

Блэк фыркнул.

– Да, мне так и сказали. Но я бывший десантник, мистер По.

Больше никаких объяснений ему не требовалось.

– За пять минут до парада, – пробормотал По.

– Вы тоже служили?

– В «Черном дозоре». Давным-давно.

– Ну, значит, вы в курсе.

По кивнул. Привычка приходить на встречу за пять минут до начала вросла в его подкорку. Он до сих пор переводил часы на пять минут раньше реального времени.

– Вы считаете, что вас уволили по надуманным причинам?

Их обсуждение прервала барменша, которая принесла Блэку новую пинту. По и Брэдшоу подождали, пока он отхлебнет большой глоток. Когда он вновь поставил пинту на липкий стол, в ней осталось меньше половины. Блэк закурил сигарету и выпустил густой клуб дыма. Тот извивался, кружился и сливался с никотиновым облаком, зависшим у потолка. По положил руку Брэдшоу на плечо: сейчас было явно не время начинать дискуссию на тему закона о курении.

– Быть шеф-поваром мишленовского ресторана – жестокий, беспощадный бизнес. – Блэк снова мысленно вернулся в прошлое. – И поскольку каждый шеф-повар мечтает в таком работать, возможностей продвинуться по службе мало, а конкуренция высоченная. – Он сделал еще глоток. Затянулся сигаретой. – И вот у нас завелась крыса, – пробормотал он сквозь зубы. – Мерзкое отродье по имени Скотти. Мы устроились в «Сливу и терн» почти одновременно, и хотя работали на разных станциях, были в своем роде соперниками. Однажды он увидел, как мы с Элизабет целуемся на прощание. Внезапный порыв, о котором я всегда буду жалеть. Тут-то сукин сын и почуял, что у него появилось неплохое преимущество.

– Он рассказал Китону?

Блэк кивнул.

– Сначала отпирался, но когда я порвал ему селезенку…

Теперь По стало ясно, почему Кроуфорд Банни не мог произнести имя Блэка вслух. Наверняка этот Скотти был в кухне, пока они разговаривали. Банни и без того не хватало рабочих рук – спугнуть еще одного повара ему уж точно не хотелось.

– Вас уволили, – закончил По.

– Это охренеть как мягко сказано, – прошипел Блэк. – Худшего унижения нельзя и придумать. Китон созвал собрание. Всех притащил: поваров, официантов, даже курьера, который просто случайно там оказался. Мы думали, он нам скажет, что ресторан наконец получил третью звезду. Черта с два: он минут пятнадцать публично меня позорил. Орал как поехавший, что я худший повар за всю их историю, что я ворую продукты, ворую у ребят чаевые. Про тайм-менеджмент, правда, и слова не сказал.

– Ужас. – По вздохнул.

– А когда я собрал чемоданы и свалил, выяснилось, что он пообщался с владельцами всех ресторанов на севере Англии и на юге Шотландии, и теперь я изгой, у которого нет другого выбора, кроме как отправиться на юг.

Пожалуй, это объясняло, почему имя Джефферсона Блэка не фигурировало в первоначальном расследовании. Китон, по всей видимости, полагал, что он уехал в Лондон и исчез из жизни дочери. И, судя по всему, Блэк тоже был не из тех, кто станет терпеть всякое дерьмо – селезенка Скотти стала тому подтверждением. Видимо, сотрудники решили, что коллективная амнезия – самый безопасный вариант.

– Я так понимаю, вы продолжали встречаться, – уточнил По.

Впервые за все это время Блэк улыбнулся.

– Да. Я любил ее больше, чем свою работу, поэтому остался здесь. Устраивался куда мог. Это не имело значения, пока мы были вместе.

– И как Элизабет это восприняла?

– Она любила своего отца, но очень на него разозлилась. Страшно разозлилась. Не разговаривала с ним три месяца.

– Видеться вам, наверное, стало еще труднее, – заметил По.

– Да нет, наоборот, проще. Теперь у меня не было постоянной работы, так что свободное время я посвящал Элизабет. Мы встречались минимум два раза в неделю. Пока не…

– Пока она не исчезла, – закончил По.

Блэк кивнул и уставился в стакан. Долго крутил его, а потом допил содержимое одним глотком. Чуть-чуть, на пару сантиметров, поднял руку, и барменша тут же налила новую пинту.

– Что было дальше?

– Это, – ответил он, с силой хлопнув себя по затылку. – Я начал заново переживать все, что было в Гильменде. Пока никто не знал, что случилось с Элизабет, с этим можно было справиться. Ночные кошмары. Тяжелые воспоминания. Погибшие друзья, оторванные конечности. Никогда не знаешь, будет ли завтра жив переводчик, помогавший вам сегодня.

По вздрогнул. Он в Афганистане не служил. Даже представить не мог, что приходится переживать нынешним бойцам.

– Но когда Китона обвинили в ее убийстве, – продолжал Блэк, – я слетел с катушек. Не знал, как остановиться, не видел выхода. Хотел со всем этим покончить, но даже тут не справился. В результате мой мозг окончательно вышел из строя. Даже собственное тело контролировать не могу. – Он поднял руку и продемонстрировал темное пятно под мышкой.

Что тут скажешь? По не знал. Брэдшоу тоже. Ее глаза наполнились слезами – история Блэка сильно на нее подействовала. На По – тоже, но ему нужно было делать свое дело.

Нужно было как-то потактичнее задать вопрос о том, была ли у Элизабет причина скрыться на шесть лет. Он не знал, как это сделать, не дав Блэку понять, что она жива.

От необходимости быстро принять решение его спасли два ягненка, явившиеся на заклание.

Глава тридцать девятая

По наблюдал за ними периферийным зрением как за частью компании, столпившейся в углу напротив. Если бы перед ним встала задача угадать, кто они такие, он сказал бы, что барыги, утренние дела которых он портит. Двое мужчин, оторвавшись от остальных, торчали у стойки, приканчивая стакан за стаканом. Казалось, им велели сообщить решение всей группы, и теперь они не просто набирались, а набирались смелости.

Спустя, казалось, целую вечность они решили, что пришло время действовать.

Оба жутко нервничали и жутко боялись показать, что хотят оказаться в любом другом месте, только не здесь. Один толстый, другой тощий. Оба в майках, серых спортивных штанах и кроссовках, имитирующих ботинки.