Последние слова я произнёс уже, усаживаясь на стул. С помощью Дорохова, стоит отметить, усаживаясь. Который вдобавок не погнушался перед этим помочь мне подняться с пола.

— На Ленина. Но ты ведь там вроде без прописки живёшь? Или у меня неверная информация? — почти по-еврейски ответил он сразу двумя вопросами на мой один, внимательно приглядываясь к моим реакциям, — Кстати, там не гражданского, там нашего зацепили. Милиционера с земли. Как ты говоришь, его фамилия? — убедившись, что снова падать я не собираюсь, Виктор Дмитриевич обернулся к кому-то из своих подчинённых.

— По сводке прошло, что участковый из Советского под раздачу попал. Порезали его, — проинформировал своего шефа тот, который выглядел старше и солиднее, — Фамилию не помню, товарищ полковник! — виновато добавил он, — Он же не из линейщиков! Своего я бы запомнил.

— Нагаев? — подал я голос, нетерпеливо глядя на оправдывающегося опера.

— Да! — с готовностью отозвался он, — Кажется, так и есть, Нагаев его фамилия!

Судя по прозвучавшему «зацепили», то Вова, если это на самом деле он, должен быть жив. На душе стало посветлее и звон в ушах стал тише.

— Можно прямо сейчас узнать, насколько сильно он пострадал? — просительно уставился я на Дорохова, потеряв интерес к его подчинённому, который мало, чего знал и мало, чего помнил. — И еще куда его доставили?

— А не слишком ли ты обнаглел, лейтенант⁈ — недобро прищурился полинин отец, — Чего это ты вдруг взялся задачи мне ставить? Вот телефон, сам и узнавай! — вполне логично рассудил он. — Кто он тебе этот Нагаев? Хотя, стой, ты же раньше в Советском работал? — промелькнуло понимание на лице полковника.

Когда он заканчивал свою отповедь, из коридора появилась Полина. В руках она держала синие спортивные штаны и милицейскую рубашку. Но не совсем такую, как те, которые я получал вместе с остальным вещевым довольствием в ХОЗУ УВД. На этой вместо пуговиц на боках, были вшиты резинки. А те пуговицы, что на манжетах рукавов и на клапанах нагрудных карманов были без дырок, и выпуклые. И ткань на этой побогаче. Такую рубашку я видел прежде на генерале Данкове и на бывшем начальнике Политотдела областного УВД.

— Нет, ну ты уже совсем обнаглел! — сквозь пелену тревожных мыслей о Вове услышал я возмущенный возглас Дорохова.

Очнувшись и сфокусировав внимание на окружающих, а затем на себе, я понял причину его нервозности. Как понял и причину лёгкого смущения его дочери. Понял и озвученный укор принял. Потому что не надо было сразу и прямо здесь снимать больничную хламиду. Осознав, что стою в одних трусах перед присутствующими, я коротко извинился и торопливо натянул поданные мне девушкой штаны.

— Между прочим, это совсем новый спортивный костюм и я его еще ни разу не надевал! — обиженно упрекнул полковник свою дочь, — Другого ничего не нашлось⁈

— Я этот костюм в Москве покупал, лейтенант! — неприязненным тоном аргументировал свою нежную привязанность к данным подштанникам Дорохов, — Это я к тому, что такого добра у меня до хера, — ткнул он пальцем в казённую рубаху, — А вот трико чтобы обязательно вернул! Понял меня? — с еще большей неприязнью глянув в мою сторону, поставил он мне жесткое условие.

Пришлось заверить хозяина портов и уже безвозвратно съеденной мною колбасы, что умысла на присвоение его спортивного прикида я не имею. Тем паче, что размеры у нас, мягко говоря, не совпадали.

Не то, чтобы я гнушался самолично навести справки про Вову. Просто мне не хотелось раньше времени высовывать свои уши из кустов. Ясен пень, как только я объявлюсь, то сразу же навлеку на себя вал начальственной истерики. И категорических требований в срочном порядке явиться пред грозные очи руководства. После моего звонка в РОВД я полностью утрачу все возможности для любого манёвра. А этих возможностей у меня и без того кот наплакал.

Примерно всё это я и озвучил Валерию Дмитриевичу Дорохову.

— А ты, что, лейтенант, надеешься, что я тебя прятать от твоего начальства стану? — хмуро поинтересовался полковник транспортной милиции. — На хрена мне это надо? Да и тебе самому зачем это? — Дорохов, недовольно поморщившись, покосился на своих подчинённых, которые делали вид, что ничего не слышат и не видят.

— Не надо меня ни от кого прятать, Виктор Дмитриевич! — морщась и трогая затылок, которым приложился о кухонный пол, заверил я полковника. — Мне надо только переодеться и заехать к моему другу в больничку! А потом сразу же в РОВД! Я же сам не дурак и понимаю, что надо быстрее объявиться на службе!

Под умоляющим взглядом дочери Дорохов несколько секунд, показавшихся мне вечностью, напряженно думал. Потом снял с полки телефонный аппарат, поставил его перед собой на стол и начал накручивать диск.

Схему, которую он выбрал для получения нужной информации, я оценил. Заместитель начальника УВДТ не стал звонить своему равному коллеге из территориального областного УВД. Хотя, по своему статусу он вполне мог бы побеспокоить и генерал-майора Данкова. Он поступил грамотнее и проще. Поставил задачу оперативному дежурному своего УВДТ и положил трубку.

— Как себя чувствуешь? — всё так же хмуро обратился он ко мне, — Может, лучше в больницу тебя отвезти? Тогда и спросу с тебя никакого не будет? — подсказал он мне не самое плохое решение.

Я задумался. Предложение мудрого полкана было более, чем разумным. Если к нему прислушаться и забуриться на больничную койку, то самые смутные и беспокойные дни можно будет отсидеться в стационаре. Всеми правдами и неправдами уклоняясь от любых неудобных вопросов. Ссылаться на сотряс мозгов и на непрерывные головные боли, повергающие в обмороки, мне никто запретить не сможет. Голова предмет тёмный, трудно исследуемый и никто этого обстоятельства опровергнуть не посмеет. МРТ и КТ появятся еще нескоро и косить под травмированного недоумка мне опять же никто не помешает. И запретить это делать так же никто не сможет. Всего-то и надо закосить дня на три-четыре. Голова-то на самом деле болит не по-детски. А там начальство успокоится и злодеев уже наверняка отловят. Москвичи в области и это очень действенный стимул для местных коллег. Обязательно при таком ресурсе отловят! А после умиротворения и я явлюсь народу. Весь в белом и уже никого не раздражая.

Соблазн велик, а человек слаб. И я бы