не понравилось. Пересаживать под окна мы это не захотели.

— Решил, кого сегодня выгонишь из мачех? — спросила я Лекса, вытаскивая из волос веточки и колючки, которые нацепляла, пока ползала по зарослям.

— Да. Давай сегодня отправим домой леди Милардис. Она неплохая, только очень робкая. Надоело видеть, как она постоянно вздрагивает при моем появлении или если Кассель шалит. И ладно призрак. Меня-то она почему боится?! — обиженно спросил мальчишка и отцепил от рукава листок.

— Может, она просто в целом боится детей? — предположила я.

— Сама ты — дитё! — швырнул в меня этим листочком «ребенок».

— Тихо, дети, — подошел к нам маркиз.

Вот тут уж мы оба уставились на него с негодованием.

— Что? — не понял он. — Я есть хочу. Вы со мной?

Нам было что сказать его сиятельству, но мы промолчали. Только обменялись взглядами и кивнули друг другу. Мы с Лексом понимали, что не стоит говорить уже взрослым — ну, почти — людям и не совсем людям, что они еще маленькие.

За столом грустная толпа дам грустно ковырялась в грустном диетическом завтраке. Нет-нет да кто-то грустно вздыхал. Единственный, кто не был печален этим утром, — наше маркизовое сиятельство. Оно бесстыдным образом наслаждалось жизнью и лучилось благодушием, вызывая стойкую ненависть у всех присутствующих.

Даже у меня. Потому что я проголодалась. А мне мало того, что с утра не дали колбасы, потому что последние ее запасы кто-то сожрал ночью… Я даже знаю кто: сидит тут рядом довольный собой… Так еще на завтрак дали пшеничную кашу без молока и сахара и почти без соли. А я ее ненавижу после стольких-то лет в приюте. Съем, конечно, куда мне деваться? И даже наемся привычно. Но грустно ведь!

Так что сейчас мы в кои-то веки были с курятником на одной волне. Зато у некоторых из компаньонок невест моего маркиза наметились подбородки, вынырнув из складок. А у кого-то щеки стали не такими пухлыми.

Я решила хоть кому-то поднять настроение в этот нерадостный час и обратилась к одной из куриц, сидящей рядом с леди Рози:

— Вы прекрасно выглядите, леди Беатрис. Свежий воздух, здоровое питание и прогулки на природе благотворно на вас влияют. Вы похудели.

— Да вы издева-а-аетесь… — внезапно швырнула она ложку на стол. — Вы морите нас голодом. Заставляете терпеть выходки неадекватного привидения. Нормальной прислуги нет, и я должна одеваться и причесываться с помощью своей компаньонки. А она не служанка! Ясно вам?!

— Ясно, — кивнула я. — Верите, сама сегодня утром расчесывала волосы и думала, что жизнь ужасно несправедлива.

— Да вы!.. — задохнулась она от ярости. — Кто вы такая? Как смеете себя вести с нами так, будто… будто… А он вам всё позволяет! — ткнула пальцем в маркиза девушка.

Тот улыбнулся и поднял одну бровь.

— Вот! Именно об этом я и говорю! — взвизгнула леди Беатрис и вскочила. — Лорду ди Кассано какая-то ассистентка дороже будущей жены!

— Однозначно! — отсалютовал он ей чашкой и отпил чая.

— Ну, леди Беатрис, — цокнула я языком. — Вы не сравнивайте, пожалуйста. Я-то уже настоящий очень личный ассистент. А жена — всего лишь будущая…

— Я отказываюсь принимать участие в этом фарсе! — резко заявила эта поумневшая девушка. Наконец-то мозги проснулись! — И не позволю издеваться над собой и над моей спутницей. Мы — леди! И я немедленно возвращаюсь домой. А о вашем поведении будет доложено ее величеству!

— Вы угрожаете маркизу ди Кассано? — мило спросила я.

— Нет. Я извещаю его о своих планах.

Ее молчаливая компаньонка, дама преклонных лет, сухая, словно вобла, встала и замерла за спиной своей госпожи.

— Всего доброго, леди Беатрис, — чуть склонил голову лорд, прощаясь. — Увидимся при дворе на очередном балу.

Громко фыркнув и вскинув голову, невеста направилась к выходу.

Мы проводили ее взглядами, дождались, пока стихнут шаги, и маркиз с надеждой спросил:

— Никто еще не желает покинуть нас сегодня? — ответом ему была неуверенная тишина. Кажется, желали многие, но пока не решались.

Его сиятельство загрустил.

— Ну что ж, тогда давайте огласим результаты конкурса по перестиланию постелей, — жизнерадостно улыбнулась я. — Дамы, мне стыдно за вас. Это ведь так просто… Полагаю, вам стоит тренироваться, когда вы вернетесь домой. Мало ли как жизнь повернется. Такие элементарные умения все же должны быть у вас. Что же по итогам… Не буду вас обманывать. Справились плохо — все. Но хуже всех — леди Милардис.

— Да? Совсем плохо? — робко спросила девушка. Совсем юная, думаю, ей и семнадцати-то не исполнилось еще. И о чем ее родители думают, непонятно.

— Простите, но — да, совсем, — развела я руками. — Если пожелаете, можете еще погостить на вилле дель Солейль. Но в качестве будущей жены вы исключаетесь.

— А можно уехать? Ну, раз я не подхожу. А то… мяса хочется, — вздохнула она. — И котлетку. И паштета гусиного. И курочку жареную, такую, знаете, с хрустящей корочкой…

— Хватит! — зашипели на нее с разных концов стола под аккомпанемент желудочных трелей.

Даже у лорда Риккардо громко и протяжно завыл желудок. Я поджала губы и укоризненно на него посмотрела. Знаю ведь, кто доел колбасу. Его сиятельная прожорливость пожала плечами и с улыбкой отпила чая.

— Да-а-а, — протянул Лекс. — Жареной курочки — это было бы неплохо. Эрика, а может…

— Не может. У нас диетическое здоровое питание и борьба за стройную фигуру и тонкую талию.

— А я поеду домой, — со счастливой улыбкой встала из-за стола Милардис. — Сейчас отправлю матушке письмо, чтобы готовили к моему приезду пироги с мясом и рыбой, жаркое, курочку и пирожные.

Глава 19

Кто-то из куриц застонал… Маркиз издал смешок, Лекс печально с подвыванием вздохнул. Ладно, буду добивать противника. Противниц.

— Ну что ж, леди Милардис нас покидает и отправляется домой к любимым родителям, жареному мясу, пирогам, тортам и сладостям. А мы с вами приступаем к дальнейшему отбору. И следующий конкурс у нас…

Я со скепсисом посмотрела на мрачных девиц и на их не менее мрачное сопровождение. Жалко мне уже становится этот розарий. Но до тех пор, пока я всех не выведу и не изведу, — они стратегический враг, от которого надо избавиться.

— Шторы и ковры будете выбивать, — выдала я наконец.

Ну хоть что-то их проймет, а? Когда остальные поймут, что им тут не рады, и сами уедут?

На меня вытаращились восемнадцать пар женских глаз, две пары мужских. Ну и несколько от прислуги, мне не видно.

Лекс таращился и по-совиному моргал. Я еле удержалась, чтобы не показать ему язык. Маркиз взирал на меня искоса, и