Врач опять попыталась улыбнутся, поймала взглядом идущего к нам отца. Он ссутулился, из него будто выкачали жизнь. Нависнув над нами, он обратился ко мне:

— Это и есть та девочка?

Я кивнул, и отец посмотрел на Алису.

— Благодари своего героя, а потом вам придется ненадолго расстаться. Ты ведь хочешь, чтобы тех ублюдков наказали? — Алиса яростно закивала. — Тогда идем. Сперва тебя осмотрят в больнице, потом расскажешь обо всем, что тут было. Мы их найдем и посадим, но для этого тебе нужно нам помочь.

Пальцы Алисы сильнее стиснули мое предплечье.

— Не бойся… — начал я и попал в яблочко.

— Я не боюсь! — Она отпустила меня, встала, но пошатнулась — отец еле успел ее поддержать.

Мне пришлось пообещать:

— Я к тебе приеду позже.

Пожилая врач обняла ее и повела к скорой, воркуя:

— Меня зовут тетя Маша, ничего неприятного не будет. Ты примешь душ… Ты ведь хочешь помыться?

Алиса часто закивала, сразу из оскалившегося волчонка превратившись в озябшего воробышка. Мы с отцом проводили ее взглядом. Я осмотрелся: собровцы были далеко, и никто не мешал задать вопрос, который меня волновал. Но для начала я сказал:

— Спасибо… папа.

Он повел плечом, будто скидывая невидимую руку. Я продолжил шепотом, шагнув к нему:

— Скажи, ты сильно подставился?

Отец усмехнулся, сел рядом со мной на корточки, сунув в рот травинку.

— Да. Подпись на задании подделал. Никто мне разрешения на операцию не дал бы — или вообще, или так быстро. — Он ненадолго замолчал, покосился с сомнением, будто решая, говорить сопляку важное, или мал еще. Наконец определился:

— Когда твой друг принес письмо, я думал, что убью тебя. Проломлю башку. Если ты жив — вытащу и прибью, это ж надо такое затеять… Обрез где? — спросил отец одними губами.

— Там. — Я кивнул на столовую. — На втором этаже, за нагромождением столов.

— Ну ты придурок! — Он покачал головой. — Это ж надо такое придумать! Ты ж стрелять ни хрена не умеешь!

Я пожал плечами.

— Научился. Но в мясорубку не полез бы. А уйти я не смог, потому что они спустили с цепи собак. Видел, какие твари? — слукавил я, чтобы отец не чувствовал себя использованным. Он сделал доброе дело, хотя мог отмахнуться от меня, и заслужил право быть героем, а не бумажкой, которой подтерлись. — Извини, па.

Он сказал неожиданное:

— А, плевать! — И опустил руку, как гильотину. — Так вот, когда ехал сюда, я думал — убью сучонка. Приехал, а тут… В общем, ты молодец. Смелый поступок сделал, правильный. Не каждый взрослый смог бы.

Он протянул руку, и я пожал ее — во второй раз отец признал во мне равного.

— Я горжусь тобой, па. Ты спас этих девочек. Не я — ты. Что я смог бы? Победителей ведь не судят, да? Ты — победитель. Завтра об этой операции напишут все газеты. Они не посмеют не то что судить тебя — уволить. Это ж звезда на погоны! Такое громкое дело раскрыл, уродов на чистую воду вывел.

Отец покивал своим мыслям.

— Пулю это не остановит. — Поднявшись, он сказал: — Откуда ты столько всего знаешь?

— Просто сопоставил факты.

— Сопоставил, ага… Ладно, поехали: время!

— В нашем городе свои упыри есть, — проговорил я, направляясь за ним к УАЗику. — Вот и подумай, кому невыгодно, чтобы Костаки тут корни пустил.

А сам я задумался, как организовать информационную поддержку.

Глава 18

Это я

В «Уазике» я сидел во втором ряду сидений, между передними и клетушкой, куда поместили задержанного, и боролся с искушением попроситься к нему, чтобы поотрабатывать на нем удары. Кулаки и колени чесались, но я успокаивал себя мыслью, что у него впереди — боль, много боли и унижений. Менты позаботятся о том, чтобы уже в СИЗО задержанные узнали, за что взяли этого мужика. Чувствую, кукарекать он начнет уже там.

Они с подельниками пели бы квартетом «Веселые петушки», но проходящих по одному делу нельзя держать вместе, потому будут перекликаться из разных изоляторов.

Но как бы они ни пели, это не поможет девочкам, психика которых сломана. Алиса молодец, продержалась, не стала отдаваться за «сникерс» и мягкий матрас. Наверное, она одна была такая зубастая, остальные попроще, и, как Оля Шаркая, на дороге промышляли. Интересно, отобьет ли у девчонок перспектива сексуального рабства желание торговать телом?

Ладно, к лирике вернемся позже. Нужно продумать, за что хвататься и в какой последовательности. Первым делом — отзвониться Илье, потому что он в курсе моей задумки и сходит с ума в неведении. Мать думает, что я у друга, бабушка — что дома.

Итак, звонок Илье. Просто замечательно, если дома будет его отец. Он — человек уважаемый, у него должны водиться знакомые журналисты. Переговорю с Каретниковыми, от них позвоню бабушке и деду, узнаю, что и как, а то совсем дела забросил. Затем забегу домой. Или позвоню бабе Вале, чтобы передала мое послание, что все в порядке и Алиса нашлась.

Еще надо держать руку на пульсе, поддерживать связь с Лялиной, чтобы знать, чем обернулась для отца подделка подписей.

После поеду в участок, где будет находиться Алиса — если пообещал, надо держать слово. По идее должны дернуть с работы ее мать и передать Алису из рук в руки. Но Алла Микова — крайне ненадежная гражданка, зато, похоже, внушаемая. Вот и внушу ей, что ближе дочери никого нет, авось начнет ее жалеть.

А дальше может случиться что угодно. Вокруг меня завертелось столько событий, что непонятно, какое выстрелит первым. Наверное, уже кофе прибыл из Москвы, и нужно нести его валютчику. Да и деньги деду неплохо бы вернуть.

Мысли закружились каруселью, и я зевнул. Тряска и мерный рокот мотора убаюкивали. Это вторая моя бессонная ночь, а спать пока никак нельзя! Но когда нельзя, хочется в два раза больше. Я снова зевнул, глянул через лобовое стекло вперед: за окном медленно плыл бетонный забор, за которым возвышались зерновые терминалы элеватора.

Обернувшийся отец прервал круговерть мыслей, сказав:

— Я высажу тебя недалеко от театра, пойдет? Или где-нибудь в другом месте?

— Поближе к рынку, — попросил я, — чтобы удобнее добираться домой.

— Ладно.

Отец уставился на дорогу.