Шрифт:
Закладка:
Но теперь она стала старше и могла догадаться, насколько одиноким был отец все эти годы. Лиза была хороша. Она была миленькой, даже красивой, умной и доброй. Бэт могла понять, почему ее отцу нравилась Лиза.
Но Лиза была мамой Тео. Была бы Бэт так же расстроена из-за того, что ее отец встречается с Лизой, если бы Тео все еще был на Западном побережье или был женат на ком-то другом? И почему Бэт снова чувствовала себя как подросток из-за Тео? Он был красив, но была ли она маленькой девочкой, чтобы думать об этом? Нет. Даже несмотря на то, что еще в старшей школе она была влюблена в Тео Холи. Он был добрым, никогда не хулиганил. Он был еще и умен, хоть и не обладал такими способностями, какими обладала его сестра. Во всяком случае, теперь, когда Бэт перебирала свои воспоминания, она думала, что Тео был немного… потерянным. Он был всем – королем выпускного бала, футбольным защитником, который приводил команду к победе, главой «Чистой команды», которая ходила по пляжам и улицам Нантакета и собирала мусор. Но также она помнила, как временами в его глазах появлялась грусть.
Она всегда любила только Тео, но скрывала это, потому что не могла позволить никому раскрыть свои чувства. Аттикус выбрал Бэт, и все ее подружки обезумели от зависти и любопытства, потому что Аттикус был загадочным, темным принцем, измученным поэтом, его черные кудри скрывали половину его глаз, а глаза его были голубыми и глубокими, как небо. Он нуждался в ней, и ее это сильно притягивало. Аттикус признался ей в своих самых тайных страхах, в своих депрессиях, в своих тревогах, а ближе к концу – в своем открытии оксиконтина.
После смерти Аттикуса Бэт обнаружила, что для нее горе ощущалось как страх, будто она сама была в ловушке под землей, но жива, не в силах вырваться. Долгое время она проживала каждый час и минуту со словами «если бы» в своей голове. Если бы только она переспала с Аттикусом, удержало бы его это от желания умереть? Если бы только она заставила Тео помочь Аттикусу, может, вместе они смогли бы его спасти? Если бы только она сказала родителям Аттикуса, что он сидит на оксиконтине, покупая его у какого-то парня постарше, который постоянно околачивался возле их школы, бросая мяч. Если бы только она на самом деле не хотела быть с Тео, ведь Аттикус был таким чувствительным, что он, наверное, догадался о ее истинных чувствах.
И вот они были здесь, столько лет спустя, и когда она была наедине с Тео в офисе «Вопросов океана», ей так хотелось прикоснуться к нему. Взять его за руки и говорить с ним часами обо всем. Поцеловать его.
Он казался довольным, находясь рядом с ней. Иногда, когда их взгляды встречались, у нее замирало сердце. Но у каждой женщины замирало от Тео сердце. Она была слишком серьезной, а он слишком беззаботным, чтобы у них получилось завязать долгосрочные отношения.
Она очнулась от своих мыслей и увидела, что ее отец сидит и ждет ответа.
– Ты прав, папа, – тихо сказала Бэт. – Здорово, что ты счастлив.
Она встала с дивана, отнесла кружку к раковине, по привычке ополоснула ее и поставила в посудомоечную машину, поцеловала отца на ночь и поднялась по лестнице в свою комнату.
Она не позволит себе связаться с Тео – хотя шанс чертовски велик. Тео мог заполучить любую женщину, какую только хотел, а еще он любит океан на другом конце страны и, без сомнения, вернется туда, где все женщины подтянутые и загорелые. Ей нужно избавиться от одержимости Тео, и ей придется найти способ это сделать.
В своей спальне она рассматривала себя в зеркале в полный рост. Она была стройной и достаточно красивой. Она была не совсем неопытна в отношениях с мужчинами. Их было двое, и она почти полюбила их. Почти. Кроме того, она планировала прожить здесь всю свою жизнь, хотя это не означало, что ей нужно остепениться прямо сейчас. Она могла присмотреться, поэкспериментировать, могла быть легкомысленной – может быть, у нее завязался бы роман с Райдером! Он был красив, и они часто виделись, и не было ни одного намека на серьезные намерения с его стороны, а она и не хотела никакой серьезности, она хотела веселья. Летние развлечения, как и у всех!
Тео снова заснул поздно и проснулся в сварливом настроении. Он принял душ и натянул шорты и футболку. Он знал, что Джульетта в своей спальне разговаривает с кем-то по телефону. На кухне он сварил себе чашку кофе, приготовил тосты и израсходовал на них большую часть банки клубничного джема. Пока ел, он услышал, как Дэйв и Том болтают и смеются в гостиной.
Одиночество и чувство собственной бесполезности грызли его. Он положил свой тост обратно на тарелку, внезапно устыдившись того, что съел так много джема.
Единственное, в чем Тео считал себя мастером, так это в серфинге, хотя вряд ли он был настоящим профессионалом. Серфинг всегда был сложным и даже опасным занятием, и хотя волны могли выглядеть одинаково, каждая из них была уникальной. Несколько раз Тео удавалось поймать трубящуюся волну. Он скользил внутри мощной трубы, пока вода вокруг него образовывала петлю, которая обрушивалась прямо следом за ним. В такие моменты он испытывал почти религиозный экстаз от того, что стал частью захватывающей, неизведанной энергии, которая создала волну и одарила ее солнечным светом, и превращала его существо, солнце и волны в одно квантовое целое. В такие моменты он чувствовал себя так возвышенно, будто вне тела, но в то же время он абсолютно точно был там. Он был тронут. Выбран. Благословлен.
Но таких моментов было немного. Он никогда не принадлежал к элитному кругу серферов, сколько бы ни шел к этому. И в ту секунду, когда его швырнуло на дно океана, он почувствовал больше, чем боль – он почувствовал себя отвергнутым. Отчужденным. Проклятым.
Кем бы он был без серфинга? Он беспокоился о том, почувствует ли он себя когда-нибудь достаточно храбрым, чтобы снова оседлать волну. Его разум опять и опять прокручивал в бесконечной петле памяти толчок этой чудовищной волны, швырнувшей его на дно. Нокаутирующий удар лишил его духа и рассудка, и на долгое мгновение он зажмурил глаза, чувствуя, что вот-вот умрет. Но он не умер. Вода подняла его со дна, и он поплыл к берегу, и тянул за собой доску. Все болело. Он никогда раньше такого не чувствовал и был смущен и зол на свою слабость.
Часто, когда кто-то падал, ребята собирались вокруг, хлопая друг друга по спине, подбадривая криками или ироничными оскорблениями, чтобы серфер пришел в себя. Но в этот раз левая рука Тео чертовски болела, и он никак не мог от этого отойти. В конце концов Эдди отвез его в больницу, где врачи диагностировали Тео перелом, перевязали и закрепили его руку бандажом. И он был даже этому рад, потому что теперь Эдди мог рассказать другим, что ударившая Тео волна сломала ему руку, что позволило бы ему сохранить хоть какое-то достоинство.
Врачи сказали Тео не заниматься серфингом, пока они не сделают рентген, чтобы убедиться, что перелом сросся. Тео это устраивало, но теперь он ненавидел себя за то, что просто сидел и ничего не делал.
За то, что был трусом.
Он боялся заходить в океан. Волны в восточной части страны были спокойными по сравнению с Сан-Диего, но все же Тео не чувствовал никакого желания. Он не хотел плавать даже в Сесачейче, пруду без волн. Лето становилось все жарче, но он и не думал о том, чтобы охладиться на мелководье Джеттис-Бич.
