не нуждается, как в опытном и славном военачальнике. Помним мы, как за последние десять лет дважды сюда приходили горцы, глумились и издевались. Один раз с трудом мы отбились, за стенами отсиделись, а второй раз так и откупаться пришлось с большою тяжестью и позором. Никогда на памяти моей не было в наших землях воина, подобного вам, да и у курфюрста не было таких.

Волков кивал и благодарил бургомистра, а тот от вина, что ли, вдруг еще более смелые речи стал говорить:

– Земельная знать все больше наглеет, вся эта родовая деревенщина хочет себе все большего. Конечно, слыхали вы, кавалер, что молодой граф все земли, что восточнее Малена, алчет себе, полагая, что старые роды города владеют ими беззаконно.

– Что-то о том слышал, – с видимой отстраненностью отвечал Волков, хотя сам в душе радовался такому раздору между молодым графом и городом. – Спор тот, кажется, древний.

– Древний, – подтвердил епископ. – И город не хочет ему уступать, так как уже давно владеет восточной дорогой и всеми землями окрест нее.

– А чью же сторону примет герцог в этом споре? – сразу спросил Волков.

– Конечно же, сторону своих родственников. Мален – главная его опора и поддержка тут, на юге его земли, – сказал епископ.

– Так и будет, – согласился с ним бургомистр. – Нас герцог бесконечно обременяет своими просьбами и пожеланиями, словно город Мален его податной мужик, а родовую земельную знать графства он и войной не беспокоит. Когда они в последний раз воевали за его высочество? Они уже и не помнят, как воевать, уже и в доспехи не влезут, если придется.

– А вы слышали, бургомистр, – заговорил опять епископ, – что господина Эшбахта они звали на дворянский суд?

– Конечно, – оживился тот, – об этом три дня у нас все говорили. Как осмелились и, главное, за что? За то, что человек на честном поединке отстаивал честь своей жены! Это просто возмутительно!

– Думаю, что городу нужно укрепить свои связи с господином Эшбахтом, – задумчиво произнес отец Теодор. – Думаю, и кавалеру, и городу то пойдет на пользу.

– Господа из города уже говорили со мной о дороге, что надобно построить между городом и моим поместьем, – вспомнил Волков.

– Мудро, – согласно кивал бургомистр. – Я подниму этот вопрос на совете, что будет в январе.

– Да, мудро, но этого мало, – покачал головой епископ. – Нужны более прочные связи. Узы кровные.

– Именно, именно, – соглашался господин Виллегунд. – Кавалер, а есть ли у вас дети брачного возраста?

– Нет, – чуть помедлив, отвечал Волков.

– Но у вас есть племянница, – напомнил епископ, откуда он только все знал, – кажется у нее уже была кровь?

– Кажется, была, – отвечал Волков, удивляясь изощренности старого попа.

– Вот и прекрасно, а у Фердинанда Фейлинга, что ведет тяжбу с графом из-за Хлидена, всех восточных холмов и всей восточной дороги, третьему сыну уже пятнадцать. Вот и партия для вашей племянницы, – продолжал отец Теодор.

– Какая прекрасная идея! – воскликнул бургомистр. – Завтра же поговорю с Фейлингами. Уверен, что они не откажут себе в удовольствии завести столь сильного родственника. А уж как будет злиться граф!

– Вот и прекрасно, – произнес епископ, – значит, у нас с вами, господа, два дела: брак между Фейлингами и Эшбахтами и дорога.

– Надеюсь, я все это устрою, – обещал бургомистр.

– Да благословит вас Господь, сын мой. – Отец Теодор перекрестил его. – А теперь, господа, прошу вас простить меня, но годы берут свое, пора мне на покой.

– Конечно-конечно, – говорил бургомистр, вставая из кресла.

– Разумеется, святой отец. – Волков тоже поднялся.

– А вы, кавалер, останьтесь на минуту, – задержал его епископ.

Когда бургомистр вышел, отец Теодор позвал слугу, чтобы начать раздеваться, сам же не торопясь, как бы рассуждая, начал говорить:

– Не верите бургомистру? Не захотели ночевать в его доме? Мудро. Это мудро. Не верьте ни единому его слову и словам Фейлинга не верьте. Сейчас вы городу нужны много больше, чем город вам. Герцог зол на город еще с прошлой войны, злится на вечную их жадность, а за то, что город не дал солдат против вас, злится еще больше, и он думает отменить торговые преференции для города Малена. А граф желает вернуть то, что, по чести говоря, всегда и принадлежало графам. Сто лет назад Хлиден и вся восточная дорога были частью графского домена, пока город не забрал за мнимый долг все те земли. Городу нужен полководец. И не для войны, скорее для торга и для того, чтобы показать вас всем остальным. Но как только все утрясется, они предадут вас, как и всех прочих и во все времена; как только герцог поманит их преференциями в торговле, так и забудут о вас сразу. Разрешение торговать во всех пределах Ребенрее, и в Хоккенхайме, и в Фёренбурге, и в Вильбурге, очень, очень важно для них.

– Так что же, мне не отдавать племянницу за сына Фейлинга? – Волков был откровенно растерян.

– Почему же! Обязательно, обязательно отдавайте. Заводите как можно больше родни. Привязывайте их к себе браками, торговлей, дорогами, общими предприятиями. И дорогу мы построим, уж я тоже позабочусь об этом. Но имейте в виду: доверять этим господам нельзя. Для них вы не горожанин, пока не станете тут жить постоянно. И запомните главное: они будут целовать вам руки и осыпать серебром, пока вы сильны, скорее всего, они даже не отважатся вас в открытую предать, пока вы побеждаете и пока за вами стоит хоть сотня добрых людей. Но, как только вы проиграете сражение, хоть одно, они к вам переменятся, проиграете войну и ослабнете – тут же эти же люди, что сегодня вам кланялись, постановят на городском совете при тайном голосовании, что вас надобно схватить по возможности и выдать герцогу. А за долг ваш они заберут все, что только смогут. И они так и поступят, чтобы только он не отнимал у них торговых привилегий. Так что, если вы проиграете и вам нужно будет укрыться, не вздумайте ехать в Мален, бегите в Ланн.

– Я знал, что мне нельзя проигрывать, – сказал Волков задумчиво.

– Только победы, сын мой, только победы. Пока вы побеждаете, вы в безопасности.

– Пока я побеждаю, я в безопасности, – повторял кавалер, идя по темному коридору в поисках своих покоев. – Тут поп прав.

Он добрался до своих покоев и остановился. Там было тихо, и из-под двери не выбивалось ни лучика света. Жена, видно, уже спала. Он чуть постоял и раздумал заходить, а, взяв со стены небольшую лампу, пошел по коридору. Он попробовал одну дверь – заперта. Попробовал другую – тоже заперта. А тут у него за спиной появилась тень.

– Черт