Шрифт:
Закладка:
– Я приказал солдатам поскорее достать где-нибудь материи, обернуть ею труп с ног до головы и связать веревкой. Один из них принялся за исполнение моего приказа, а другого я позвал к себе и, услышав от него, что стоявший на посту городовой приходил осведомляться, почему здесь стрельба, через полчаса будет сменен другим и должен будет доложить своему начальству о происшедшем, приказал позвать его к себе.
– Из этого, Владимир Митрофанович, мы делаем вывод, что вам в тот момент по-прежнему неизвестна была сочиненная Маленьким басня про убитую собаку. В противном случае, зачем вам было давать объяснения городовому, которому и так уже все очень хорошо объяснили? Итак, городовой Степан Власюк вновь был приглашен во дворец. В первый раз Маленький принял этого стража порядка неприветливо… но во второй раз бедолагу торжественно ввели через парадный вход, прямо в княжеский кабинет. Городовой, понятно, растерялся. Что же вы собирались сказать этому городовому?
– «Служивый! Ты меня знаешь?» «Так точно, Ваше превосходительство! Вы – член Государственной думы, Владимир Митрофанович Пуришкевич!»
– Так надо понимать, что Власюк сразу вас и узнал? А Власюк это отрицает, говорит, что не узнал и что вы сами ему отрекомендовались. Ну, здесь, думается, сыграло роль то, что, записывая эту сцену в дневник, вы уже заранее предвкушали, как изумительно будет выглядеть она в учебнике русской истории. Но нам нужна объективная картина. Поэтому, Феликс Феликсович, будьте добры, опишите вы нам эту сцену. Как она разыгралась в вашем кабинете и на ваших глазах?
– Пуришкевич, увидав вошедшего городового, быстро подошел к нему и начал говорить повышенным голосом: «Ты слышал про Распутина? Это тот самый, который губил нашу Родину, нашего царя, твоих братьев – солдат… Он нас немцам продавал… Слышал?» Городовой стоял с удивленным лицом, не понимая, чего от него хотят, и молчал. «А знаешь ли ты, кто с тобой говорит?» – не унимался Пуришкевич. «Я член Государственной думы Владимир Митрофанович Пуришкевич. Выстрелы, которые ты слыхал, убили этого самого Распутина, и, если ты любишь свою Родину, своего царя, – ты должен молчать!»
– Несложно вообразить, с каким чувством слушали Вы, князь, откровения вашего сотоварища по убийству! Да ведь он же одним ударом прихлопнул все ваши зародившиеся надежды выправить положение. Теперь этот, ничего до сей поры не сообразивший и не заподозривший Степан Власюк, поверивший и в безобидную вечеринку, и в убитую собаку, узнал все! Всю подноготную… что убита никакая не собака, а именно Григорий Распутин! Этой ночью, вашей компанией, во дворе вашего дворца! А во дворце все еще находится окровавленное тело Распутина!! Вот теперь действительно все пропало!!! Интересно, что вы ощущали в эту историческую минуту, князь?
– Я с ужасом слушал этот разговор. Остановить его и вмешаться было совершенно невозможно! Все случилось слишком быстро и неожиданно, нервный подъем всецело овладел Пуришкевичем и он, очевидно, сам не сознавал, что говорит…
– Да ну что вы, князь, увольте! Совсем напротив. Пуришкевич прекрасно сознавал, что он говорит и зачем он это говорит! Давайте вместе попробуем понять, что толкнуло его на этот шаг? Взгляните на секунду на создавшееся положение глазами «твердокаменного монархиста». Пуришкевич, в те короткие минуты, когда вы приходили в себя после избиения тела, узнал, что выстрелы слышал городовой. И что городовой приходил справляться о причине стрельбы. Пуришкевич-то ничего не знает о вашей «убитой собаке», вас числит в «невменяемых» и совершенно искренне полагает, что никто никаких разъяснений городовому не дал. И что через полчаса, сменившись с караула, городовой доложит начальству о происшествии. Вот Пуришкевич и пытается предотвратить этот доклад по начальству, упирая на патриотизм служивого Степана и на то, что совершено великое и «святое» дело спасения Родины! Он пытается уговорить растерявшегося Власюка нарушить свой служебный долг и не докладывать! А как иначе? Иного выхода Пуришкевич не придумал! Не в пример вам. Это вы судорожно ломали голову над тем, как отвести подозрения не только от «дражайшего друга», но и от себя, и от своего дворца. А вот Пуришкевичу на вас и на ваш дворец, простите, наплевать! Лично за вас он не боится. Как выгородить мистера Х, он уже решил, и выгородил, взяв вину на себя. То есть он решил главную задачу – претендент на престол чист! Наказания он не очень-то и боится. Почему? Потому, что он, член Государственной думы, защищен от монаршего гнева гораздо надежней, чем вы, члены и почти члены императорской фамилии. Это с вами государь может делать все, что ему заблагорассудится! А с ним, Пуришкевичем, дудки… нет! Представьте себе на минуту, как следственные органы сообщают Государственной думе о том, что арестовали Пуришкевича Владимира Митрофановича в связи с обвинением его в убийстве Григория Ефимовича Распутина. Представили? То-то! Какой поднимется грандиозный всероссийский скандал!!! Ого-го-го!!! Думается, что Пуришкевич тоже очень отчетливо рисовал в своем воображении эти грандиозно-скандальные картинки и потому прозорливо рассчитывал, что никто из царского правительства его не посмеет и пальцем тронуть… И сознание это делало его смелым и дерзким! И он наудачу попытался уговорить городового не докладывать… И сделал это он, дорогой Феликс Феликсович, будучи совершенно в твердом уме и памяти. И что же ответил Степан Власюк? Пообещал молчать? Что он вам ответил, Владимир Митрофанович?
Он призадумался… «Так что, Ваше превосходительство, если спросят меня не под присягою, то ничего не скажу, а коли на присягу поведут, тут делать нечего, раскрою всю правду. Грех соврать будет». Я понял, что всякие разговоры не приведут ни к чему, и отпустил его с миром…
– …отпустили с миром, не забыв, впрочем, выяснить, что его непосредственный начальник, генерал Григорьев, хорошо вам лично знаком… и решили, что утром с ним
