Шрифт:
Закладка:
- Оля, вы не против, если я вас провожу?
- Погода хорошая, мы можем погулять.
После короткой прогулки и ресторана, мы, как бы случайно, оказались у нее дома. Тут она сменила роль наивной девушки на роль роковой женщины, после чего мы оказались в постели.
- Первый раз меня пытались изнасиловать в восемнадцать лет, когда быдло грабило нашу квартиру. Я яростно сопротивлялась, кому-то ткнула пальцами глаза, тот заверещал, как свинья, затем раздался крик: - Атас!! - а в следующее мгновение голова словно взорвалась. Очнулась я уже в больнице. На всю свою жизнь запомнила полный дикого страха крик отца: "Не надо!", и истошный вопль матери. После этого я на долгие годы заработала страх перед темнотой и резким звукам за окном. Потом красных прогнали белые, а затем, спустя какое-то время, их снова сменили красные. Я тогда работала на почте, когда появился красный командир, наклонился к окошечку и сказал восхищенно: - Ох, какая девица-краса!
Глянула я на него и поплыла. Плечи широченные, чуб, усы, глаза - синь небесная, озорные и веселые... Голова закружилась, дыханье сперло, снова в глаза его заглянула... Через неделю его часть снялась. Он уехал, а я осталась. Много чего было потом у меня. Менялись города, менялась работа, менялись любовники. Даже как-то замуж вышла, и тогда я узнала, что не могу иметь детей. Развелись. Мне двадцать пять лет, а я чувствую себя старухой. Зря я, конечно, тебе это все рассказываю, но иногда мне надо выговориться. Мне тогда на душе легче становится. Пусть на какое-то время, но все одно легче. Ты хороший мальчик, Саша. Молчишь, слушаешь, может, даже сочувствуешь, да и взгляд у тебя, как у взрослого мужчины, понимающий. Спасибо тебе, мальчик.
Она неожиданно откинула простыню, встала, не стесняясь своей наготы, подошла к окну. Взяла с подоконника пачку папирос и спички, закурила. Просто стояла, глядя в начавшие сгущаться сумерки за окном, и неторопливо курила. Я смотрел на ее изящную фигуру, крутые бедра, стройные ноги и неожиданно, сама собой, в голове сложилась стихотворная фраза: - Фигурка точеная, а душа крученая".
Затушив папиросу, развернулась, подошла к кровати и спросила: - Ну что, родненький, налюбовался?
- Красивая ты, Олечка.
- Знаю. Вот только у меня, кроме этой красоты больше и нет ничего. Хотя... нет, есть кое-что. Страсть. Она заставляет громко биться сердце, туманит разум, доставляет наслаждение. Дай мне забыться, Сашенька.
Она была довольно умелой в постельных ласках и старалась сделать все, чтобы я окончательно потерял голову. Вот только она верила маске молодого человека, под который скрывался опытный и знающий жизнь мужчина, и поэтому изначально проигрывала по всем статьям. Впрочем, роль роковой женщины она отыграла на "отлично". Ее душевные изливания должны были падать на благодатную почву влюбленного молодого человека. Она внушала мне, что она на самом деле не такая, и если она встретит настоящую, искреннюю любовь, то раскроет перед этим мужчиной свою душу, и тогда он обретет самую любящую и верную жену. Мне нередко в той жизни приходилось слышать подобные исповеди, в основном это были проститутки, у которых таких слезоточивых рассказов, как минимум, десяток.
- Ты странный человек, Саша. Умелый, опытный для своих лет, мужчина, а самое главное, понимающий женщину. Может ты и притворялся, но при этом мне с тобой было... легко и свободно. Прошу тебя об одном: люби меня такую, какая я есть.
Когда за окном сгустились сумерки и я уже подбирал подходящее оправдание для того, чтобы уйти, как Оля неожиданно заявила, что мне надо уехать, иначе ее сердце может разорваться от бурливших в ней чувств. Я высказался в том же стиле, при этом чувствуя себя актером из дешевой пьесы, после чего уехал. В подобном поведении ничего удивительного не было, так как многие мужчины и женщины этого времени пытались бездумно подражать своим кумирам из мира грез, который подарил им кинематограф. То, что для меня выглядело, как пафосная и смешная нелепость, для них стало стилем жизни.
Когда я вернулся, девочка уже спала. Владимир сидел за столом, и при свете настольной лампы, читал газеты. Рядом лежали часы с открытой крышкой.
- Что-то припозднились вы, Саша. Я уже начал беспокоиться. По моим подсчетам вы уже как три часа назад должны были явиться. Что-то случилось или это была женщина?
- Второе.
- Это тоже надо, - он встал. - А с жидом как? Сошлись в цене?
Вместо ответа я выложил на стол пачку червонцев.
- Тогда я пошел. Вы будете спать здесь?
- Ребенок же. Мало ли что может случиться, - неопределенно ответил я.
Глава 10
Проснулся я от всплесков и журчания воды. Встал, натянул брюки, одел рубашку и выглянул. Девочка умывалась.
- Доброе утро, Сашенька.
- Доброе утро. Ты хорошо спал?
Я не успел ответить, как в дверь постучали.
- Саша, иди к себе.
У меня ушло несколько секунд, чтобы выхватить из-под подушки кольт, а затем подскочить к двери.
- Кто там?
- Владимир.
Я открыл дверь. Вид у бывшего царского офицера был встревоженный.
- Входите. Что случилось?
- У меня сейчас сидит Авдотья Васильевна. Она сказала мне, что Петр должен был приехать вчера вечером, они собирались сходить в кафе, но так и не пришел. Такого раньше никогда не случалось. Она заволновалась, полночи не спала и с самого раннего утра поехала к нему, а дверь его комнаты закрыта. Начала расспрашивать соседей, но никто с ней даже говорить не захотел, смотрели, как на прокаженную, пока одна пожилая женщина, не шепнула ей, что его забрали чекисты. Только я не понимаю, причем здесь чекисты? Его прошлое? Да, он в свое время закончил военное училище. Мы, собственно говоря, там и познакомились. Дослужился до капитана, но из-за подлости своего начальства, ему пришлось подать в отставку, и он перешел работать в полицию. Но это все! Никаких заговоров и ничего подобного! Может ты можешь объяснишь?
- Думаю, что смогу, Владимир. Помните наркомат, в который обратился Петр Сергеевич? Он там говорил
