— Деньги очень были нужны. Триста тысяч я ей заплатила.

Сашка хмурится.

— А зачем ей столько? Случилось что-то?

И тут я понимаю, что ни разу не поинтересовалась этим. И правда ведь. Зачем ей могли так резко понадобиться деньги, что она даже пожертвовала своим статусом незамужней женщины.

Эта мысль плотно въедается в мой мозг.

Я об Ангелине собрала все, что только смогла. Знаю печальную историю ее родителей. Ее мама тоже однажды ошиблась, но не нашла поддержки среди близких и ее сломало людское осуждение.

Папа ее счастлив в браке. Совсем еще молоденький парнишка. Ненамного старше моего сына.

Про ее Никиту даже поузнавала. Тоже жалко парня. Детдомовский он. Что этот мальчишка мог дать Геле? Какую семью? Я ни в коем случае не оправдываю его. Трусость это плохое качество для мужчины, но негатива я к нему не испытала.

— Саш, даже не представляю. Но надо узнать. А вдруг правда что-то серьезное?

Муж меня целует ласково в щеку.

— Только сильно не накручивай себя, хорошо?

Целую его в ответ.

Он улыбается одними глазами.

— Ну рассказывай теперь историю про огурцы.

Я смеюсь.

— Сашка… Мне кажется, что между ними уже что-то было…

Сашкины брови летят вверх.

— Между огурцами?

— Между детьми. — возмущаюсь и снова целую своего такого классного мужа.

— Не думаю, Лид! Наш сын хорошо воспитан. Если он не знает, что Геля его жена вряд ли он пойдет на такой шаг.

Мечтательно закатываю глаза и на обеих руках скрещиваю пальцы.

— Хоть бы он в нее влюбился! Ну хоть бы влюбился!

Мой муж смеется.

— Шаманить нечестно! Это против правил!

Громко вздыхаю и обнимаю Сашку.

— Он в нее обязательно влюбится! Правда же?

Чувствую его губы на виске.

— Конечно влюбится! Ты же влюбилась!

Закрываю глаза и сонно улыбаюсь.

— О! Я от нее без ума!

Глава 21

Ангелина

— Мама… Ням-ням! Мама…

Блин, вроде единственный выходной, а у меня срабатывает вкусняшный очаровательный будильник!

— Котейка, восемь тридцать, какие «ням-ням» сладко спать еще надо.

Сонно поднимаюсь с кровати, по доброму ворчу и целую дочь.

Мой Ангел. Если бы меня звали по-другому, думаю назвала бы дочь своим именем! Мама мне однажды сказала, что я ее ангел-хранитель. Я плохо помню ее трезвой, но детская память чудесным образом навсегда запечатлела один момент: мы сидим с ней в сквере и кормим голубей белым хлебом. Точнее кормит мама, а я аппетитно складываю кусочки нежной выпечки себе в рот. Мама смеется, ласково обнимает меня и я ясно слышу ее красивый голос.

«Моя девочка. Мой ангел-хранитель»

Иногда мне кажется, что это всего лишь сон. Что я себе придумала этот момент, для того, чтобы цепляться за напрочь пропитанную алкоголем тонкую ниточку, которая связывала когда-то нас с мамой.

Но я разрешаю себе думать, что это правда. Ведь это единственное светлое пятнышко из моего раннего детства.

И сейчас, как бы мне не было туго я всегда пытаюсь держать себя в руках. Я стараюсь не повторять ошибок своей матери!

Меня у нее забрали, когда мне было пять лет. Прекрасно помню тот вечер. Было начало сентября. Я сидела в одном платье на лавочке, в том самом дворе, возле того самого дома, куда меня на днях привозил Андрей.

Из нашего окна вырывалась наружу громкая музыка и пьяные голоса. У меня болела голова. Для меня там было слишком шумно. Так было часто. Почти каждый день. Пьные песни, танцы, хохот. Меня однажды даже чуть не задавили в пьяном угаре… Поэтому я не хожу в клубы, не езжу в метро и с трудом переношу переполненные автобусы. Эти пьяные посиделки меня наградили агорофобией, клаустрофобией и немного фонофобией. Да, я с трудом переношу дискотеки и праздники. На таких мероприятиях меня хватает ненадолго.

В тот вечер я сидела и играла какими-то деревяшками. Я вообще умела придумывать себе игрушки сама. Делала из цветочков себе куколок, представляя, что бутон цветка- это платье, из палочек карандаши. Я окунала их в грязь и рисовала на лавочках, заборах. За это нередко получала от взрослых.

И в тот вечер я так же развлекала себя сама. Помню, как приехала большая машина с мигалками. Я поднялась и не верила своим глазам. Для меня это эта машина была чем-то необыкновенным. Словно я увидела летающую тарелку. Помню, как кричала пьяная баба Аня, орали мужики, как плакала мама. А полицейский автомобиль загадочно разбавлял вечерние сумерки своим красно-синим миганием.

В ту ночь в пьяной драке зарезали очередного маминого сожителя. Как позже я узнала от своей бабушки у нее их было три. В моих воспоминаниях остался только дядя Паша. Он меня любил и, когда не был пьяный даже играл со мной.

Мне повезло, что в таком пьяном, угарном детстве меня не ни разу не обидели и не напугали. Это был мой мир. Другого я не знала…

В тот вечер меня забрали у мамы. Я ничего не поняла и даже не скучала по ней.

Меня временно отправили в приют.

Никогда не забуду аромат свежего обеда. Пюре с котлетой. Я открывала для себя новый мир с множеством таких же одиноких детей, которые мечтали о любви. В этом приюте все почему-то ждали маму. К своему стыду, я ее не ждала. Мне было там хорошо. Тепло, сытно и светло.

А потом ко мне пришел папа! Помню, когда я его увидела, я влюбилась и мечтала, что бы он забрал меня к себе. Он ко мне часто приходил. Приносил сладости, фрукты и игрушки.

Теперь я ждала, что за мной придет папа…

Но меня забрал увы не он.

В один прекрасный день по мою душу приехала Ирина Григорьевна. Высокая, строгая, подтянутая женщина- папина мама. Моя бабушка.

Она называет меня «Лина». Приезжает редко, но всегда привозит много вещей для Янки. Она нас очень любит. Но из-за своей строгости редко об этом говорит. В детстве я даже думала, что я ей не нужна.

Бабушка воспитала во мне борца и педанта. Я очень строго отношусь к чистоте и порядку.

И вот сейчас во мне бунтует педант, потому что один сладкопопик оставил на полу пластилин и я наступила на него.

— Яна!

Ворчу и отдираю пластилин от линолиума.

Доченька сладко мне улыбается и стоит на своем

— Ням-ням коцю

Улыбаюсь, еще раз целую дочурку в пухлую щечку и иду варить кашу.

На столе оживает телефон и запускает мне мурашек. На экране высвечивается картинка молодеженов с подписью «Муж»