— Первый не комом! Первый не комом! Тьфу-тьфу-тьфу!

Вера молча отмахнулась от нее, сосредоточенно выложила пирог на блюдо и приступила к нему с ножом. Девушки нетерпеливо пробовали, обжигались и приходили в восторг, выражаемый невнятными, но красноречивыми стонами:

— У-у! М-м! В-в-в!

Пирог таял на глазах.

— Стойте, голодающие! — опомнилась Милочка. — Оставьте хоть кусочек Фролову, он заслужил.

— Ой, пират, ой, закружил голову бедной девочке, — запричитала Лаптева.

— С ума сошла? — возмутилась Милочка. — Он же совсем старый!

— Ну и ничего, что старый, — утешила Лаптева. — Тебе же его не варить!

Девчонки, нетерпеливо ожидавшие очередную лаптевскую шутку, радостно прыснули. А тут еще в кухню заглянул Фролов.

— Телепатия! — восхитилась Лаптева.

Общий смех усилился. Фролов глянул с подозрительностью.

— Как устроились? Может, что не так…

— Все так и только так! — заверила Лаптева.

И протянула ему ломоть пирога на тарелочке.

— Просим отведать. С благодарностью по случаю открытия нового пищеблока. Не побрезгуйте.

Фролов, поколебавшись, отщипнул кусочек и попробовал. Вера затаив дыхание следила за его реакцией. Он тщательно и деловито прожевал, закатил глаза и выдал уже знакомые звуки:

— У-у! М-м!

— Нравится? — обрадовалась Вера.

— Не то слово!

Он отправил в рот уже не кусочек, а весь ломоть.

— Видите, вкусно. — наставительно сказала Лаптева. — А вы с нами дружбу не водите. Вы что, очень не любите женщин?

Она спросила это шутливо, но Фролов, проглотив пирог, ответил всерьез:

— Не люблю. Очень!

От его прямого ответа возникла неловкая пауза, которую неожиданно разрядила Милочка:

— Это вы женщин не любили, пока нашу Веру не встретили.

— Людмила! — возмутилась Вера.

Но Лаптева быстренько сориентировалась.

— Да нет, Верочка, просто Мила имела в виду, что ты постараешься и найдешь ту единственную женщину, которую Виктор Петрович обязательно полюбит.

— Вряд ли! — хмуро отрезал Фролов. — И вообще, как это только могло в голову прийти…

Он умолк. Вера насторожилась:

— Что именно?

— Да это… сваха. В наши дни!

— Люди ищут друг друга во все дни, — спокойно ответила Вера.

А Лаптева оскорбилась за подругу.

— У Верочки, между прочим, еще бабушка свахой была. Профессиональной! Полгубернии сосватала. И даже самого губернатора!

— Так ему и надо, губернатору, — усмехнулся Фролов.

— Неостроумно! — отрезала Лаптева. — И мама у Веры тоже все село переженила. Хотя при этом была первой женщиной-трактористкой.

— Ага, — съязвил Фролов, — целая династия.

— Да, династия! — с вызовом подтвердила Вера. — И вдруг улыбнулась: — А хотите, правда, я вам хорошую невесту сосватаю…

Она не успела договорить — отшатнулась от нервного вскрика Фролова:

— Нет!!!

Когда точно это у нее началось, Вера не помнила. Во-обще-то все женщины, ну пусть не все, но абсолютное большинство, по своему характеру — сводни. Вряд ли найдется женщина, которая не только в кругу друзей, но даже придя в незнакомый дом и узнав, что там имеется потенциальная невеста, тут же бы не воскликнула: «Вы знаете, у моей соседки (или: «у моей тети», или: «у моей сотрудницы») есть замечательный парень, я вас непременно познакомлю!» Конечно, словечко «сводня» имеет пренебрежительно-отрицательный оттенок. А между тем, если разобраться, ничего плохого нет в том, чтобы СВОДИТЬ людей. Помогать найти друг друга в этом «безумном, безумном, безумном мире», имеющем почему-то тенденцию не столько людей соединять, сколько разлучать их. И если женщины по своему изначально природному складу противятся такому огорчительному положению вещей, то честь им только и хвала!

У Веры это началось, пожалуй, с самого детства. Когда мальчишки и девчонки под оглушительный свист и всеобщий смех гоняли по селу очередных малолетних «жениха» и «невесту», Вера одна не смеялась, а становилась на их сторону, уговаривая не стыдиться, а, наоборот, с гордостью нести эти почетные звания. За что неоднократно получала по шее от и без того разъяренного пацана-«жениха».

И позже, в школе, увидев намалеванное на стене и выцарапанное на парте «Ваня + Маня = любовь!», она не хихикала вместе со всеми над слагаемыми этого извечного уравнения, а всерьез опекала их, защищала от гонителей и хулителей. За что тоже получала свои синяки и шишки. Причем порою с обеих сторон.

А может, и верно, это у нее было «династическое», фамильное? Бабушка Веры действительно трудилась в качестве профессиональной свахи. И плюньте в лицо тому, кто скажет, что кусок хлеба, зарабатываемый этим трудом, достается легче, чем любой иной. Это только в старинных водевилях сваха — лицо смешное, суетливое и вздорное. А на самом деле сколько нужно ума и хитроумия, какое тонкое требуется знание характеров и понимание нравов! Сваха — это психолог и полководец, актриса и математик, вдохновенный продавец и расчетливый покупатель… И еще сваха — это, увы, человек, умеющий смирять свою гордыню, ибо когда тебя гонят в дверь, надо уметь вернуться в окно. Бабушка Веры обладала всеми этими способностями, и слава о ее мастерстве гремела по всей губернии. Ну разве что только про сватовство лично господина губернатора — это она сама приврала, распустила слушок для престижа и в целях саморекламы. А как же, реклама — двигатель не только торговли.

Мать Веры тоже сватала. Но уже совсем по-иному. Комсомолочке тридцатых годов, боевой трактористке, местной Паше Ангелиной — ей, конечно, негоже было делать сватовство профессией. Но материнские гены и азартный характер привели к тому, что она сватала, как сказали бы сегодня, из спортивного интереса. Самые невероятные дуэты, самые несходные натуры. Все говорили: ни за что! А она отвечала: хотите на спор? И совершала невозможное — сватала. И между прочим, сосватанные ею противоположности жили впоследствии куда лучше и дружнее тех, кого безусловно считали созданными друг для друга. Все изумлялись, пытались разгадать ее секреты. Но скорее всего весь секрет в том и состоял, что не только в физике однополюсные заряды отталкиваются, а разнополюсные — очень даже притягиваются!

Для Веры сватовство не было работой, как для бабушки, и не было игрой, как у мамы. А было это… ну к elk бы вам сказать?., это было просто естественной ее жизнью. Как с деревенского детства повелось, так и приехав в семнадцать лет на работу в город, Вера увидела в общежитии множество одиноких — и решила, что одиноких быть не должно. Совсем. Или хотя бы должно быть меньше.

Через год из пятерых соседок — тогда еще жили по пятеро в комнате — осталось только двое, считая саму Веру. Слава о ее таланте загремела на все общежитие. Приходили девчонки и женщины, просили. Вера никому не отказывала. Иногда получалось, иногда нет. Но все-таки чаще — да. И потому слух о ней очень скоро вылетел за пределы