Выиграть пари — наука хитрая.

Я знаю, есть профессиональные игроки — можете спросить у них. Как собрать информацию о предмете, как грамотно определить ставку...

И самое главное, что ставится игроками во главу угла: надо ПОНИМАТЬ, что ты делаешь.

Я же, как всегда, вломился в сделку, ни ухом ни рылом. Лолита была права: частенько я НИЧЕГО не понимаю в том, что делаю.

И раньше это прекрасно работало. До тех пор, пока мне на шею не повесили целое королевство. И я не узнал, что в королевстве этом не всё ладно.

Тратить ресурсы на войну, в то время, как дети становятся беспризорниками — ничего не напоминает?..

Я должен с этим покончить. Вот должен, и всё тут. В конце-то концов.

Шли мы с Зорькой довольно быстро, не скрываясь, но и не привлекая внимания. Я, по мере сил, рассматривал окрестности.

И знаете, что? В общем и целом город производил довольно милое впечатление.

Окна домов чисто вымыты, первые этажи почти везде занимают лавочки с ярким и привлекательным товаром. Красивые наряды, симпатичная мебель, какие-то безделушки...

А когда мы добрались до улицы, сплошь застроенной лавочками, торгующими снедью...

Посыпанные крупной солью крендели; исполинские, источающие аромат копчёностей, кабаньи ноги; километры колбас и сосисок.

Шеренги пирожных похожи на выставку экзотических цветов.

Фрукты, названий которых я даже не знаю, напоминают огромные леденцы.

Пришлось то и дело бить себя по рукам. Я хотел всё: утянуть кольцо колбасы, запустить руку в мешок с орехами, слямзить яблоко или хотя бы вот эту зелёную штуку с мягкими хоботками, которая мне подмигивает...

В животе бурчало всё громче.

Горестно почесав нос, я решил какое-то время вообще не дышать. Во избежание.

— Не похоже, чтобы дети в Африке не доедали, — пробормотал я, заметив толстощекого мальчугана в окне одной из лавочек. На руках ребёнка сидела надменная ухоженная кошка чёрно-белой масти, и на миг мне показалось в выражении мордочки что-то до боли знакомое...

Да нет, — я тряхнул головой. Этого не может быть.

— Вот, держи, — сказала Зорька, когда миновав улицу желудочных пыток, мы вышли к ярко освещенной набережной.

Река, тёмная и таинственная, гордо несла на гладкой спине отражения фонарей, тут и там слышался тихий приглушенный смех, а от воды шел запах кувшинок и ряски.

Вдалеке, сияя, как торт с сотней свечек, плыл пароход...

Девчонка сунула мне в руку что-то мягкое и слегка влажноватое, оно пахло жареным мясом и горчицей.

Ломоть хлеба с свиной отбивной! Рехнуться можно от счастья.

Подумав, что читать лекцию о недопустимости воровства, громко чавкая набитым ртом, просто неприлично, я молча вгрызся в очередной бродибутер.

Стану королём, обязательно отыщу эту улочку и компенсирую всё, что сожрал, — благочестиво пообещал я сам себе.

Чтобы не жевать на ходу, мы устроились на лавочке возле воды. Я расстелил между нами носовой платок, а Зорька вывалила на него всё, что успела "обрести" по пути.

Апельсин, несколько райских яблочек, тот самый зелёный фрукт с хоботками — на вкус он был в точности помесь груши и киви... несколько кусков сыра, кольцо копчёной колбасы и несколько румяных, хрустящих рогаликов, посыпанных ароматными семенами, напоминающими тмин.

Она добыла даже бутылку пива! Правда, всего одну, но зато пиво было тёмным. Скорее, портер — крепкий и терпкий, в самый раз, чтобы запивать жирную колбасу.

Так вкусно я ещё НИКОГДА не ел. Это было какое-то волшебство. Я жевал, глотал, разрывал руками, как дикое животное, сдобную выпечку, и причмокивал пивом.

Если б меня в этот момент видела бабушка — ей бы стало стыдно.

Но к сожалению, прекрасная сказка, впрочем, как и все сказки, довольно скоро закончилась. Одни крошки остались.

— Уф, — я откинулся на спинку скамейки. — А ещё говорят, что самый вкусный хлеб — это тот, который ты заработал сам.

— Так я его и заработала, — Зорька сидела рядом, болтая ногами и с интересом натуралиста изучая проплывающий мимо пароход.

— Знаешь, я тебе благодарен, — сказал я. — Ты меня спасла от голодной смерти, и я никогда этого не забуду. Но воровство — это не работа.

Девчонка фыркнула.

— ЧАСАМИ отрабатывать ловкость рук. Или искусство невидимости. Залезть в карман к бюргеру так, чтобы этого не заметил не только он, но и окружающие. В идеале, сделать так, чтобы пропажи не заметили никогда.

— Это невозможно, — теперь мне захотелось спать. Вот хоть режь. — Если у тебя были, к примеру, дорогие часы, а потом осталось только воспоминание...

— Никаких воспоминаний, — тряхнула короткими вихрами Зорька. — Искусство заимствования заключается в том, чтобы... — она пошевелила в воздухе тонкими пальчиками. — Чтобы этих часов как бы не было вообще. Никогда. Смекаешь?

— Нет.

— Это магия.

— О. Тогда конечно.

— Всего один балл, никто не парится. Но чтобы овладеть ремеслом, нужны ГОДЫ. Так что — да, это работа. Причём, тяжелая.

— Но это всё равно воровство.

— А вот и нет. Магия должна принадлежать всем. Золото у жителей Заковии в крови. Запретив колдовать, у нас отняли даже её.

— Конечно, фигурально выражаясь, ты наверное права...

— Да причём здесь какие-то фигуры?..

Зорька мгновенно выхватила свой любимый ножик и не успел я вякнуть, как она надрезала себе палец. На подушечке выступила большая и яркая капля крови.

— Смотри! — она подняла палец повыше, подставив под свет фонаря.