Шрифт:
Закладка:
Любимая папина манера: тихий прессинг, без повышения голоса и угроз. Словно он разговаривает о погоде и наверняка именно сейчас смотрит в окно. Я продолжаю сидеть, как мышь забившись в угол, я не хочу, но мне приходится все это слышать.
— Давайте, чтоб не занимать время впустую, я вас перебью и просто скажу «нет». Мне неинтересно ваше предложение ни сейчас, ни потом, каким бы оно заманчивым и шикарным ни было.
— Даже так? Хорошо, я и не таких гордых пускал по миру просить милостыню, продавая последнее.
Мне так больно и обидно, словно это меня ставят перед выбором, которого нет. Не могу просто так сидеть и прятаться, не могу больше все это слышать. Выбираюсь из-под стола, производя эффект разорвавшейся бомбы на мужчин, но не даю никому сказать и слова.
— Папа! Как ты можешь? Это так низко и подло! Это так строится твоя империя?
— Дарья? Что ты здесь делаешь?
— Это неважно, речь не об этом.
Смотрю на отца, но в его глазах лишь мелькнуло удивление, и снова вернулся прежний холод.
— Папа? Так это твой папа? — на Романа даже боюсь смотреть, меня ломает, скручивает от боли, потому что я обманула, ничего так и не рассказала. Сейчас это выглядит именно так, будто я предала.
— Что здесь происходит, черт возьми? Дарья! Я тебя спрашиваю! Что ты здесь делаешь?
— Я здесь работаю, Роман, то есть Роман Александрович — мой начальник, и то, что ты говоришь, это ужасно.
— Ты должна быть в Майами с Федором, учиться и готовиться к свадьбе, она через месяц.
— Месяц? — не понимаю, что он говорит, не было никаких сроков свадьбы, никто не назначал дату.
— Свадьбе? — чувствую, как горят щеки, как Рома прожигает меня взглядом, а мне страшно посмотреть в его сторону.
— Рома, нет никакой свадьбы. Мы с Федором расстались.
— Как это вы расстались с Федором? — все уже забыли вообще, зачем здесь собрались, и переключились на меня. А я как между молотом и наковальней, не знаю, куда деть себя, на чьи вопросы отвечать и перед кем оправдываться.
— Да, папа, мы расстались с Федором, я не люблю его и не хочу быть с ним.
— У тебя что, переходный возраст так поздно наступил? Или этот совсем запудрил мозги?
Папа показывает на Вершинина, я наконец сама смотрю на него, начиная задыхаться от слез и боли. Потому что сейчас передо мной совсем другой мужчина. Не тот, которого я знаю. В глазах чернота и пустота, челюсти плотно сжаты, желваки играют на скулах, кожа бледная.
— Рома, я… я хотела сказать.
— Дарья! Мы уходим! Расскажешь все по дороге. Паша, найди ее вещи.
Я практически ничего не слышу, только смотрю на Романа через пелену слез, делаю шаг, но он останавливает движением руки.
— Тебе надо уходить.
— Рома, я всего лишь хотела помочь, я… я… так получилось.
— Дарья! Прекрати! — голос отца бьет по нервам. — Идем. Я жду.
— Тебя ждут. Иди.
Словно пощечина. А мне хочется просто упасть и выть.
Вершинин
Я, наверное, до конца так и не понял, что только что произошло. Словно рядом разорвалась граната и меня контузило. В кабинете гробовая тишина, смотрю в окно, снова идет снег.
— Роман Александрович, вот, я вспомнил, у меня отличная память на лица.
После стука в дверь входит Сергей, протягивает открытый журнал, не хочу смотреть, примерно знаю, что увижу в нем.
— Я ведь помню, что лицо знакомое, и видел своем недавно. Так и есть, это интервью в одном из экономических журналов с олигархом Дымовым Владимиром Сергеевичем, а вот и семейное фото.
Беру из рук юриста журнал, глаза цепляются лишь за заголовок, что крупным шрифтом выделяется на фоне всего текста: «Наследницы огромной империи очаровательные сестры Дымовы». На одном из фото мужчина в строгом костюме и две девушки на фоне стеллажей с книгами.
Даша старается выглядеть серьезно, но в глазах огонек, а на губах легкая улыбка, волосы откинуты на одно плечо, строгое платье, все очень достойно, как и положено дочери миллионера. Другая девушка чуть моложе, ниже ростом и кажется серьезней, темные слегка вьющиеся волосы, тонкая оправа очков, в руках планшет.
Сердце гулкими ударами отдается в груди. А я смотрю на мою Орешкину все не в состоянии собрать себя в кучу.
— Оказывается, наш секретарь — богатая девочка, вот, смотри, Роман Александрович, там еще написано про жениха и слияние капиталов. Ну, это ведь так естественно, деньги тянутся к деньгам. Богатые папочки женят своих наследников.
— Когда вышел этот журнал?
— Ноябрьский выпуск.
— Понятно. Спасибо тебе, иди.
Сергей уходит, а я снова смотрю в окно. По логике, все должно сложиться, как в дрянном сериале или поганом романе. А я, как главной и недалекий герой, посчитаю свою девушку предательницей, что она специально втерлась мне в доверие, залезла в постель, а потом, манипулируя чувствами, склонила к продаже фирмы.
Полный бред.
Орешкина — точнее, Дымова Дарья — кто угодно, но только не великая манипуляторша. Хочу напиться, чтоб мозг отключился и не думал, а еще — чтоб не было так больно и противно на душе.
— Вершинин! Вот ты где. Чего на звонки не отвечаешь? Где секретарша? В приемной пусто заходи и бери что хочешь.
Хочу ответить, что все и так уже забрали и увели, но молчу.
Ржевский врывается в кабинет, даже не оборачиваюсь, стою на месте, сжимая в руках журнал, в нем моя любимая девушка держит под руку отца, который хочет купить мою фирму.
Не скажу, что дела настолько поганые, бывало и хуже.
— Ты представляешь, встречаю я Катю, ну, я тебе рассказывал: дача, муж. И она заявляет, что беременная. Я в шоке, да какая, говорю, беременность, милая моя? Мы с тобой всего-то пару раз встречались. Когда ты успела? Ирка ее увидела издалека, устроила скандал, чуть глаза не выцарапала. Думал, поседею или облысею после таких новостей.
Ржевский останавливается рядом, смотрит в окно, потом на меня.
— Вершинин, что случилось-то?
В другое бы время я бы с удовольствием послушал эту увлекательную историю про женщин Ржевского, беременность и выдранные волосы, но не сегодня. Показываю ему журнал, Макс так же, как и я, смотрит на фото, потом читает.
— Чудные дела. Значит, про жениха — это правда?
— Наверное.
— А то что она девочка непростая, ты сам так и не понял?
— Догадывался, шубка, брюлики, дорогие шмотки.
— Но это все лучше, что она не чья-то содержанка, просто с папой не повезло.
