Вышедшие на поселение добровольно, то есть охотники, получали, вне общественного земельного надела, в полную потомственную собственность, офицеры до 50, а казаки до 10 десятин. Прибыв на место, новые казаки пользовались в продолжение трех лет казенным провиантом и порционными деньгами по первой категории.

В первый же год поселения по окончании полевых работ каждые 300 семейств должны были выставить конную сотню (143 всадника), поступавшую на содержание правительства, но обязанную, в продолжение льготного времени, только внутреннею службой в своем районе.

Для покрытия издержек переселения было ассигновано из государственного казначейства 8.045,000 руб., из войскового капитала 2.094,000 р., всего 10.139,999 руб.

Государственный расход на заселение Закубанского края должен был воспользоваться экономией от немедленного сокращения кавказской армии, из которого были исключены только войска, действовавшие на западном Кавказе. Кроме уменьшения многих расходов вслед за покорением восточных гор, в 1862 году было произведено значительное сокращение армии; эта мера, впрочем, не надолго облегчила государственную казну, так как в следующем же году пришлось снова ставить армию на военную ногу, как все прочие силы империи[43]. С окончательным покорением Кавказа издержки эти покрываются сами собою.

Войсковой капитал должен был пополняться продажею в частную собственность залишних земель, остающихся на задних линиях от передвижения части населения.

Как сказано, положение о заселении предгорий вошло в законную силу в 1862 году, но еще ранее этого времени было дозволено двинуть переселение на главных вышеозначенных основаниях.

Предположенное заселение вражеского края было, разумеется, только проектом завоевания, который сам по себе еще ничего не решал. Все зависело от исполнения.

Вновь задуманный план стратегических действий резко отличался от системы, господствовавшей в прежних походах. Закубанская страна, весьма обширная, прорезана в длину, от Эльбруса почти до окрестностей Анапы, Главным Кавказским хребтом, который на половине своего протяжения, от истоков Кубани до истока Пшиша, тянется рядом снежных пиков и восемь месяцев в году совершенно непроходим; но от истока Пшиши понижается и образует обрывистую лесную гряду. Противоположные покатости хребта – северная, склоняющаяся к Кубани, и южная, ниспадающая к морю, составляли в военном отношении, пока страна была занята неприятелем, две совершенно отдельные сферы действия, как бы два особенные мира, не имевшие никакого соприкосновения между собою. Довольно сказать, что ближайшая дорога, по которой можно было переводить войска с северного склона на южный, пролегает несколько сот верст далее к востоку, в центральном Кавказе. При нынешнем размере нашего черноморского флота действия этих двух военных театров не могли связываться и морем. Поэтому, чтобы не раздроблять сил, все наличные военные средства были сосредоточены в Кубанской области; в Кутаисском генерал-губернаторстве, в военный район которого входили черкесские земли южного склона, оставлено лишь небольшое число войск для оборонительных действий. Наступление с южной стороны должно было приобрести особенное значение, но только впоследствии, к концу войны; так предполагалось и в первоначальном плане. Обширная страна, с лишком в 300 верст длины и в некоторых местах до 150 ширины, принадлежавшая горцам между хребтом и Кубанью, разделяется в длину на две полосы различного характера; соседняя с хребтом очень гориста, хотя не представляет еще вполне горного характера; ближайшая к Кубани – равнина: обе покрыты дремучим, но не сплошным лесом, часто перемежаемым полями. Вся страна перерезана в ширину, от гор до Кубани, большим числом рек, из которых многие не переходимы вброд. Главные реки, считая с востока: Белая с ее левыми притоками Курджипсом и Пшехой, потом Пшиш, Псекупс, Афипс с притоком Шебшем, Иль, Хабль и Адагум. Главный хребет имеет несколько десятков верст ширины, с севера стелется постепенно возвышающими грядами, а с юга спускается к морю крутыми ущельями. Густые массы черкесского населения занимали равнины и предгорья; в самых горах жителей было мало. Это обстоятельство полагало коренное различие между войной на восточном Кавказе, где надобно было брать силой самые горы, и войной на западном, где приходилось выбивать население преимущественно из предгорий. Впрочем, тактическое дело от того облегчалось еще немногим: главное затруднение в горской войне заключается не столько в громадности природы, как в мелких препятствиях – в лесе, скалах, оврагах и бездорожье; но в отношении стратегическом можно было гораздо удобнее связать операции в стране, где мы сами выбирали направление дорог, чем в местности, где надобно лезть в единственную каменную трещину, составлявшую путь, как было в Дагестане; надобно было только понять местность так верно и пользоваться ею так кстати, как сделано в последние годы войны.

Самые горы представляли такие же чрезвычайные препятствия, если не более, как и в других местах Кавказа; но поле битвы лежало, к счастью, не в самых горах. Во время действия на восточном Кавказе наши операционные линии всегда направлялись как радиусы от окружности к центру; такое направление было неизбежно обусловлено топографией края. В предшествовавших походах на западном Кавказе и наши отряды также действовали всегда перпендикулярно к главным своим основаниям – Кубани и Лабе. Но в этой стране такое направление нисколько не было вынуждено очертанием местности и ни в каком отношении не было выгодно. Главная задача черкесской войны состояла прежде всего в том, чтобы сбить неприятельское население с лесной равнины и холмистых предгорий и загнать его в горы, где ему было невозможно долго прокормиться; а затем перенести к подошве гор самое основание наших операций. Так было сделано на восточном Кавказе, где все усилия были направлены сначала к покорению чеченской плоскости с предгорьями. Но закубанский военный театр был гораздо обширнее Чечни; он имел такое протяжение в длину и ширину, что его невозможно было пройти разом. Наши отряды, сколько бы их ни было, двигаясь перпендикулярно к горам от Кубанской и Лабинской военных линий, не могли идти сплошною стеной во всю длину страны, взаимно поддерживая друг друга. Каждый действовал отдельно, рассчитывая только на себя, и потому каждый был как на воздухе; тыл и фланги его находились во власти неприятеля. Экспедиция, вместо того чтобы стремиться к постепенному урезыванию неприятельского края, к систематическому занятию его, имела вид прежних вторжений, никогда не приводивших ни к какому результату. Вырубленные просеки оставались, но непокорные горцы, как будто на смех нам, засевали хлебом и в тылу их, пред нашими кордонными линиями, продолжали держать хутора.

Обширность Закубанского края не позволяла устроить военную линию по всей подошве гор, от Лабы до Новороссийска, отрезывая плоскость у непокорных горцев. Направлять операции перпендикулярно от Кубани и Лабы к горам, чтобы со временем запереть выход каждого ущелья на плоскость, было бы трудом