потенциально способен трудиться на благо экономики США. Ссора ускорила меня в решении этого вопроса, и все дипломы, включая сертификат владения испанским на уровне, близком к носителю, теперь находились под рукой.

Оставалось ждать, пока Матвей успокоится сам или пока с ним поговорит Анна. Он просил не беспокоить его, и я следовала этой просьбе. Не хотелось снова нарваться на крики и обвинения. Но каждое утро с надеждой смотрела на экран телефона, а днем не выпускала его из рук в ожидании звонка.

Его имя вместе с нашей фотографией с прогулки в Москве высветились на экране спустя неделю.

Глава 37. Больше никогда не кричи так на меня

После приветствия в трубке повисла тишина. Он тяжело дышал, собираясь с духом, чтобы сказать то, зачем звонил. Я уже знала, что извиняться ему сложно, и предложила начать первой. Призналась, что перегнула палку со своими болячками, но не из желания обвинить его, а потому что измучилась и была готова на всё, лишь бы это не повторилось. Даже пить антибиотики. Извинилась, что довела его до состояния, что он не мог держать себя в руках, и пообещала, что впредь буду думать, когда начинать разборку, чтобы не поставить под угрозу его работу.

– Хорошо, я рад это слышать.

– И у меня есть просьба: не кричи больше на меня так никогда, – я сомневалась, что смогу выдержать подобную ссору ещё хотя бы раз.

– А ты не доводи меня до такого состояния. Я был готов разнести всё в операционной.

Он говорил спокойно, но каждое слово как будто давалось ему с трудом. Он не извинился за свои слова и то, как разговаривал со мной несколько дней назад. Тяжело молчание то и дело повисало в трубке. Он инициировал разговор, но лидерство предоставил мне.

– Матвей, ты всё ещё любишь меня?

Сердце замерло в ожидании ответа. С одной стороны, я не сомневалась, что да. Но ссоры показала мне нового Матвея, и он мог сделать любые выводы и принять любое решение. Тяжело вздохнув, он, наконец, сказал:

– Больше всего на свете. Я бы всё сейчас отдал, чтобы ты была рядом.

На глазах выступили слёзы.

– Я тоже очень хотела бы оказаться сейчас с тобой. Говорят, секс после ссоры стоит любой ссоры.

– Ох, я бы тебя сейчас так… залюбил…

– Проверим эту теорию в декабре. Кстати, один месяц из трех уже прошел. Осталось два.

– Малыш, по этому поводу… Я отменил твой билет.

Я не поверила своим ушам. Мне понадобилось три раза услышать эти слова, чтобы осознать: после первой же крупной ссоры, не дожидаясь разговора и примирения, он аннулировал мой билет, купленный ещё в августе. Я так хотела помириться, что даже не задумалась, что это могло бы значить, и решила купить новый сама.

– Я верну тебе потом деньги.

– Не надо, это не имеет значения. Кстати, я забрала все документы из университета. Теперь все мои дипломы лежат дома.

Матвей обрадовался этой новости, но у него по-прежнему был грустный голос. Слышала, как он выдавливал из себя каждое слово, но что-то всё равно оставалось невысказанным – ему не становилось легче.

– Пообещай мне кое-что. Что бы ни случилось, пообещай, что мы оба сделаем всё, чтобы быть счастливыми.

– Матвей, что ты…

– Пообещай.

– Ладно, я обещаю, что мы оба будем счастливы.

Я дала это глупое обещание, не понимая, откуда у него такие мысли. Мы помирились, мы будем вместе. Ни в коем случае я не допущу больше таких ссор. Но в голове пронеслась мысль, что у меня может и получится быть счастливой без него, а вот он без меня счастлив не будет.

Про готовность приехать в феврале я умолчала. Решила сказать через пару дней, когда эмоции улягутся – несмотря на мирный тон и взаимные слова любви послевкусие ссоры отчетливо ощущалось следующие несколько дней. Помимо наших разборок его тяготил рабочий график, который, как и обещали, становился жестче. Помимо ежедневной практики во вторую смену на ближайшие выходные всему курсу назначили подготовку к лицензированию – по закону подлости, с нового года менялись правила, и за оставшиеся до февраля три месяца студентам придется кардинально изменить и систему подготовки, и выучить новый материал. Все выходные в ближайшие недели он проведет в аудитории с раннего утра до позднего вечера. Мы с грустью понимали, что из-за разницы во времени и таким графиком не сможем разговаривать так часто, как привыкли за последние полгода. Ещё в Штатах вот-вот переведут часы на зимнее время и разница между нами составит уже не семь, а восемь часов. Всего один час, который менял всё.

Бернар Вербер написал: «Чтобы узнать цену года, спроси студента, который провалился на экзамене. Чтобы узнать цену месяца, спроси мать, родившую преждевременно. Чтобы узнать цену недели, спроси редактора еженедельника. Чтобы узнать цену часа, спроси влюбленного, ждущего свою возлюбленную. Чтобы узнать цену минуты, спроси опоздавшего на поезд. Чтобы узнать цену секунды, спроси того, кто потерял близкого человека в автомобильной катастрофе. Чтобы узнать цену одной тысячной секунды, спроси серебряного медалиста Олимпийских игр.»25 Мы в полной мере осознавали влияние одного лишнего часа между странами – разговаривать сможем только на выходных, а до этого придется перебиваться голосовыми. После ссоры эти новые ограничения расстраивали ещё больше.

Я понимала, что восстановление прежней атмосферы между нами лежит на моих плечах, и сфокусировалась на нём, проявляла максимум внимания ко всему, что происходило по ту сторону океана. И ждала, когда сможем спокойно поговорить, чтобы сказать о своем решении приехать в феврале. Думала, что несколько дней ничего не изменят, а после ссоры наши отношения явно нуждались в лечении. Расстояние ощущалось особенно болезненно, для полного примирения не хватало слов, хотелось выместить злость и закрепить примирение в постели. Но мир подкидывал сложностей. Не теряя времени, я купила новый билет в Майами, но буквально через день Матвей получил расписание – до конца года он будет в Тампе, в четырёх часах езды от Майами. Он сообщил эту новость голосом, как будто кто-то умер, но я заверила, что нет ничего нерешаемого. Четыре часа дороги много, но это не другой штат. Можно что-нибудь придумать. У меня появилась миссия: не ругаться и не создавать сложных ситуаций до нашей встречи. Матвей продолжал разговаривать отстраненно, в глубине души продолжал злиться на меня, но эта эмоция постепенно отступала под моей нежностью и твердым намерением обходить острые углы в разговорах.

– Эта неделя, что мы не разговаривали, была самой ужасной в моей жизни. Я ходил как зомби, ни на что не обращал внимания, на всех рычал, ни на чем не мог сосредоточиться, только о тебе и думал. Я злился и одновременно хотел быть с тобой, до умопомрачения. Я спать не мог. Все дни слились в один бесконечный день Сурка. Меня ничто не радует, если тебя нет в моей жизни.

Меня грело, что несмотря на всю агрессию, в ссоре он чувствовал то же, что и я. Как бы он ни злился, он продолжал меня любить. Я не могла дождаться момента, чтобы сказать ему то, что он хотел услышать больше всего. Мои родители так и не знали, что я подписала документы на визу невесты, и что внутри меня созрело решение покинуть родительский дом через несколько месяцев. Первым делом хотела всё обсудить с Матвеем. Мама, сама того не зная, помогла определиться с решением.

– Самое главное в жизни – это чувства. Если ты готова простить его за то, что он тебе наговорил, то ты действительно его любишь. И если он тебя любит, то тоже простит. В конце концов, это всё одно большое недоразумение и неудачное стечение обстоятельств.

Самое сложное, как я думала, оказалось позади. Мы прошли первый кризис, помирились и, хоть отношения изменились, а раны, нанесенные друг другу ещё болели, наша общая цель осталась прежней. Мы хотели быть