В общем, лишнего увидеть не хотелось. И за это меня по лбу?

– Не за это! Вы мне усы подрисовать собирались! – Это хотелось выкрикнуть, но по примеру остальных я яростно шептала, чтобы не разбудить Антона. Он так и не проснулся, а сопел себе, обнимая подушку. И такое чувство, что даже сопел он с этой своей хитренькой улыбочкой… или мне так показалось. Я не разглядывала. Не при остальных же парнях и не в момент, когда от неловкости впору умереть.

– И за это сразу драться?

– Почему мне, а не Орешину?!

– Это не так смешно, – захихикали парни. – Что ему усы? Он уже раз сто с ними просыпался, и в последние разы молча шел смывать макияж. Интереса никакого.

– Тогда накрасьте ему ногти, – фыркнула я, – хоть какая-то новинка!

– Ого! Классная идея! А у тебя есть, чем? Ну этот, как его… гель.

Как ни странно, у меня и правда был с собой лак для ногтей в косметичке. Вот так: полетела без зубной пасты, зато с готовностью намазать ногти синим цветом. О лаке я рассказала – чужая дурь заразительна. Мне было приказано оставаться на месте и не двигаться, чтобы Антон вдруг не проснулся, хотя, как по мне, раз он не проснулся от падения Щербакова на стол и наших долгих диалогов, то его и пушечный выстрел не разбудит.

Кстати, пушку ночью я слышала – так в горах лавины сбивают.

Парни притащили косметичку, я даровала им лак, все больше и больше заражаясь этим безумием. Удивительно, но теперь я в первых рядах хихикала, вытаскивая руку Орешина из-под подушки и аккуратно раскладывая пальцы. Маникюром занимался Женя, высунув от усердия язык. И скажу я так: девочки, не записывайтесь к нему на ноготочки никогда! У Орешина все пальцы были синими, словно он их в чернила макнул.

– Классный у тебя лак, – похвалил Щербаков, напряженно наблюдая за процессом. – Такой уродливый цвет – просто отпад!

– Ну спасибо.

Так как Орешин упорно продолжал спать (я даже забеспокоилась – он вообще жив?), за руками и маникюром последовали ноги и педикюр. Кир притащил с кухни пластиковый поднос и начал махать им над ногами Антона как опахалом. Еще ни разу в жизни мое утро не начиналось вот так.

Видимо, ветер в ногах стал последней каплей, ведь Антон вдруг пошевелился. Мы застыли, глядя друг на друга, после чего парни засуетились, скрывая следы преступления, а затем и вовсе разбежались по комнатам, оставив меня в гостиной наедине с наманикюренным потерпевшим.

Который как раз открыл глаза и выдал:

– Теперь понятно, отчего я всю ночь задыхался – все твои волосы виноваты!

– Жаль, что не задохнулся, – ответила я, уже не чувствуя вины за утренний «маникюр». – Тебя вообще здесь быть не должно!

– Уснул, с кем не бывает, – улыбнулся он, зевнул и оглянулся на закрытые комнаты: – Все равно парни еще спят, так что не волнуйся, никто не подумает лишнего и не станет доставать тебя пошлыми шутками.

Ага, спят они! Как же!

Пока Орешин вставал и потягивался, до меня дошло, как же сильно я лоханулась. Жуткий синий лак – мой, тут без вариантов, в гостиной рядом тоже всю ночь спала я. А значит, кто станет главным подозреваемым? Явно мистер Пивз[18]. Уж не поэтому ли парни так активно разбежались по комнатам, не желая светить над пробудившимся Орешиным своими физиономиями? Да меня наглым образом подставили!

– Так что насчет обеда? Ты вчера так и не ответила, – сказал вдруг Антон. Теперь он стоял возле дивана и взирал на меня сверху. А мой взгляд против воли падал на его синие пальцы – странно, что он до сих пор не узрел это безобразие и меня не покарал. А как отвести от себя подозрения, не указав на настоящих преступников, я не знала. Но и сдавать парней не собиралась.

– Обед? Какой обед?

– Вчера я пригласил тебя на обед. Это такой прием пищи, – он сложил руки на груди, отвлекая еще больше. Все мои силы уходили на сохранение нейтрального выражения лица, о самом разговоре думалось в последнюю очередь.

– Точно. Обед.

– Ты еще спишь или все же проснулась и ответишь?

Не без труда я подняла взгляд и посмотрела Антону в глаза.

Это было зря, очень зря. Потому что теперь я видела синие ошметки лака на его лбу, волосах и бровях. Мишин наносил все жирным слоем с комками, которые не успели просохнуть, вот и… теперь они везде.

Расплата неминуема.

Но Орешин о своем внешнем виде пока не знал и смотрел на меня в ожидании ответа. Уже с нетерпением, учитывая мои затяжные паузы и вечные переспросы. Я взяла себя в руки и попыталась припомнить, о чем там речь шла. Об обеде? Он хочет, чтобы я с ними пообедала? Да легко! Судя по непрекращающемуся снегопаду за окном, встречать мне Новый Год в этой гостиной, а не в горячем горном бассейне. А об обеде, на который можно отправляться уже через час, и говорить нечего.

– Если останусь здесь… полагаю, нам всем придется пообедать. Насколько я слышала, это всем людям необходимо – пищу время от времени принимать.

– Я же предлагал не это.

– А что?

– Сходить куда-нибудь вдвоем, – он смотрел прямиком на меня и внезапно так серьезно… Пожалуй, зря я критиковала его вечную кривую ухмылочку, пусть она вернется! С ней проще и привычнее.

Словно подслушав мои мысли, Орешин ухмыльнулся:

– В конце концов, после всего, что между нами было ночью, я как честный человек теперь обязан на тебе жениться. Но честный я не до такой степени, поэтому да… Пока обед.

– Вдвоем? – Боже, хватит разглядывать его синие ногти и тормозить!

– Ты и я. Два человека.

– Это как… свидание?

– Ну да.

– Но мы же… Ты же меня ненавидишь!

– Ненавижу?! – изумился он. – Тебе бы посмотреть значение этого слова в словаре! С чего бы мне тебя ненавидеть? Ты мне нравишься. Сильно и давно.

– Я?

– Умоляю, просыпайся и прекращай переспрашивать, я и так уже держусь из последних сил и практически чувствую себя рыцарем. Самый натужный диалог в моей жизни, хуже даже того подкаста с Рогачевым.

Точно, Славка. Будучи гостем подкаста (и весьма интересным гостем – кому не хочется послушать гения и его гениальные мысли?), он молчал целый час, а Орешин задавал вопросы и сам же на них отвечал. Но, как