галантности и настойчивости. Хозяева врываются к ним, срывают оперение и оставляют молодых женщин перед почти обнаженной правдой. Как и в большинстве сексуальных комедий Мольера, здесь есть грубоватые пассажи и немного игры с лошадьми, но это настолько острая сатира на социальные глупости, что действие стало событием в истории нравов. По неясной традиции, одна из женщин в зале поднялась среди зрителей и воскликнула: «Мужество! Мужество! Мольер, это хорошая комедия». 11 Один из обитателей салона госпожи де Рамбуйе, выходя с представления, сказал: «Вчера мы восхищались всеми нелепостями, которые были так деликатно и разумно раскритикованы; но, говоря словами Сен-Реми, обращенными к Кловису, теперь мы должны сжечь то, что мы обожали, и обожать то, что мы сожгли». 12 Маркиза де Рамбуйе ответила на нападки гением, договорившись с Мольером о специальном представлении пьесы в пользу ее салона; он отплатил ей за любезность предисловием, в котором утверждал, что сатириковал не ее круг, а ее подражателей. Как бы то ни было, царствование précieuses закончилось. Буало в своей десятой сатире говорит об «этих прекрасных натурах, вчера столь прославленных, которых Мольер сдул одним ударом своего искусства».

Пьеса имела такой успех, что после премьеры стоимость входного билета была удвоена. За первый год ее показали сорок четыре раза. Король заказал три представления для двора, присутствовал на всех трех и подарил труппе три тысячи ливров. К февралю 1660 года благодарная труппа выплатила автору 999 ливров гонорара. Но он допустил ошибку, вставив в пьесу сатирическую ссылку на

актеры Королевского театра: никто, кроме них, не способен завоевать репутацию; остальные — невежественные создания, говорящие свои роли так, как говорят люди; они не понимают, как заставить стихи реветь или сделать паузу на красивом отрывке. Как можно узнать, где находятся прекрасные строки, если актер не останавливается на них и не побуждает вас тем самым аплодировать? 13

Труппа Бургундского отеля открыто презирала Мольера, считая его неспособным к трагедии, а способным лишь на грубую комедию. Мольер укрепил их позиции, написав и представив посредственный фарс «Воображаемый рогоносец» (Le Cocu imaginaire-The Imaginary Cuckold), хотя король был рад увидеть его девять раз.

Тем временем старый Лувр подвергался перестройке; зал Пти Бурбон был бесцеремонно снесен, и некоторое время казалось, что «Труппа Месье» Мольера останется без сцены. Король, всегда дружелюбный, пришел ему на помощь, выделив для него в Пале-Рояле зал, в котором Ришелье ставил пьесы. Там, как почти физическая часть двора, труппа Мольера оставалась до самой его смерти. Первой постановкой в этом новом доме стала его последняя попытка трагедии «Дон Гарси». Он не без оснований считал, что напыщенный риторический стиль трагедии, разработанный Корнелем и игравшийся в Бургундском доме, был неестественным; он стремился к более простому и естественному стилю. Если бы господство классики (и его икота) позволили ему, он мог бы создать удачные сочетания трагедии с комедией, как у Шекспира; и, действительно, его величайшие комедии имеют оттенок трагедии. Но «Дон Гарси» провалился, несмотря на усилия короля подкрепить его, посетив три спектакля. Мольер был создан для того, чтобы страдать от трагедии, а не играть ее.

Поэтому он вернулся к комедии. L'École des maris — Школа для мужей — имела утешительный успех, играясь ежедневно с 24 июня по 11 сентября 1661 года. Она предвещала брак тридцатидевятилетнего Мольера с восемнадцатилетней Армандой Бежар; проблема заключалась в том, как обучить молодую женщину быть хорошей и верной женой? Братьям Аристе и Сганарелю повезло: они стали опекунами девушек, на которых планируют жениться. Шестидесятилетний Арист относится к своей восемнадцатилетней подопечной Леонор довольно снисходительно:

Я не совершал преступлений из-за маленьких вольностей. Я постоянно шел навстречу ее юношеским желаниям и, хвала небесам, не раскаиваюсь в этом. Я разрешил ей посещать хорошие компании, развлечения, спектакли и балы; эти вещи, со своей стороны, я всегда считаю очень подходящими для формирования ума молодых людей; а мир — это школа, которая, по моему мнению, учит жить лучше любой книги. Она любит тратить деньги на одежду, белье и новинки моды. Я стараюсь удовлетворять ее желания; это те удовольствия, которые мы должны позволять молодым женщинам, когда наши обстоятельства могут себе это позволить». 14

Младший брат Сганарель высмеивает Ариста как глупца, соблазнившегося последними капризами. Он сетует на уход старой морали, распущенность новой, дерзость раскрепощенной молодежи. Он предлагает ввести строгую дисциплину, чтобы воспитать свою подопечную Изабель послушной женой:

Она должна быть одета в соответствующую одежду… Оставаясь дома, как благоразумная особа, она должна полностью посвящать себя домашним делам, штопать белье в часы досуга или вязать чулки, чтобы развлечься. Она… не должна выходить за границу без присмотра кого-либо. Я не буду носить рога, если это возможно.

После невероятной интриги (подражание испанской комедии) Изабель сбегает с изобретательным любовником, а Леонор выходит замуж за Ариста и остается верна ему до конца пьесы.

Мольер, очевидно, спорил сам с собой. 20 февраля 1662 года, будучи уже сорокалетним, он женился на женщине, которая была моложе его более чем в два раза. Более того, Арманда Бежар была дочерью Мадлен Бежар, с которой Мольер сожительствовал двадцать лет назад. Враги обвинили его в том, что он женился на собственной незаконнорожденной дочери. Монфлери, руководитель конкурирующей труппы в Бургундском доме, написал об этом Людовику XIV в 1663 году; Людовик ответил тем, что стал крестным отцом первого ребенка Мольера от Арманды. Мадлен, когда Мольер познакомился с ней, была слишком щедра к своей персоне, чтобы мы могли с уверенностью сказать о происхождении Арманды. Мольер, очевидно, не считал себя ее отцом; и мы можем допустить, что он был осведомлен в этом вопросе несколько лучше, чем мы.

Арманда росла избалованной любимицей труппы; Мольер видел ее почти каждый день; он полюбил ее в детстве задолго до того, как узнал ее как женщину. К тому времени она была уже опытной актрисой. С таким прошлым она не была создана для моногамии, тем более с мужчиной, который утратил дух молодости. Она любила удовольствия жизни и предавалась флирту, который многие трактовали как неверность. Мольер страдал, его друзья и недруги сплетничали. Через десять месяцев после женитьбы он попытался залечить раны, критикуя мужскую ревность и защищая женскую эмансипацию. Он пытался быть Аристом, но