— Ну ты же наверняка любимая и единственная дочка, чьи желания выполняются беспрекословно, даже отцом. Я вижу, что ты могущественна, как серый кардинал.

— Кто?

— Ну, ты как правитель, который не напрямую решает, а своими желаниями и советами желает так как ему нужно.

Она зарделась.

— Янь, ты не посмеешь на это пойти — уже умолял Ханьшу, пока принцесса думала.

«А что, лучше просто умереть? Хвосты даже не мои!»

— Ты пожалеешь. Возможно, лучше и умереть! — уперся как камень в почке, Ханьшу.

— Но, Владычица моя, есть у меня ещё желание. Оно столь мелочно, что…

— Ну, хорошо, говори, что еще, — милостиво отозвалась принцесса не замечая, как согласилась на мое предложение.

— За время нашего знакомства я столь прониклась к вам уважением, как к будущей жене моего хозяина, что хотела бы попроситься служить вам.

Она икнула.

«До сих пор боится меня?»

— Я даже не знаю, — она растерялась.

— Я готова на любую работу при дворце. Можете пристроить меня, кем захотите. Мне некуда идти, и я буду у вас под присмотром. Тем более без трёх хвостов нисколько не опасна.

На этот раз она задумалась крепче.

— Хорошо, три хвоста, и я оставлю тебя у себя. Отдавай жемчужину!

— Могущественная моя благодетельница! Я в страхе перед скорой смертью, не могу так сразу. Ни в коем разе не хочу вас обманывать или заставлять ждать, но посмотрите на мое жалкое положение. Как только вы меня спасете, я разомлев в благодарности к вам все отдам.

Она надулась, но все же выдохнула:

— Хорошо.

«Ну как ребенок!»

И измерив мою платформу своими маленькими шагами, исчезала ровно в том месте, где я поняла — есть выход отсюда.

— Ну и что ты наделала!

— Ханьшу! Я только что спаслась! Мы сможем остаться во дворце и найти твой чертов последний осколок. Ты такой всегда был слегка наивный и очень честный?

— Если ты не отдашь ей жемчужину, она тебя убьет.

— Сдалась мне эта жемчужина! — откровенно солгала я. На самом деле не было обидно до горечи. Чувства к этому демону давно уже заняли огромную часть моего сердца. И как же я обрадовалась, что он жив, — Отдам, конечно, куда я денусь. Лишь бы вытащила меня с минимальными потерями.

— Три хвоста — это минимальные потери?

— Ты преувеличиваешь. Хватит меня уже пугать. Я жить хочу. И мне не важно, сколько у меня хвостов. Пусть она хоть на воротник их пустит, ее дело.

Очень очень неспешно прошло неизвестно сколько времени, и когда я окончательно продолжалась меня потащили на казнь.

«Ну хоть бы отмыли! Ей Богу, стыдоба, а не лисица искусительница!»

С этой локации меня вывели на яркий свет. Солнце сияло так радостно, и небо было таким безмятежным. Меня вели сквозь стройные ряды небесной знати, раздетой в пух и прах.

Повсюду слышался шепот, бесящий меня до скрежета зубами.

«Бедствие! Бедствие!»

«Это они все на меня пришли посмотреть? Ахха! Собрались плешивой лисе пару хвостов отрезать? Какое разочарование, ей-богу.»

В такой ситуации меня спасал только мой черный юмор. Было максимально унизительно тащиться под взгляды этих мнимых святош.

«Ханьшу, а ты сможешь их всех убить?»

— Смогу.

«Тогда ладно!»

Конечно, никого я убивать не хотела. Это просто толпа, голодная до зрелищ. Обычное дело, что среди небесных, что среди простого люда. Ещё я свое желание на них не тратила! Вот Император — другое дело. Его бы «переизбрала» тот ещё злодей. Но сил бороться с ними у меня не было, как и права голоса. Я вообще еле ноги тащила, не говоря уже о хвостах.

Принцессу я с того раза больше не видела и не знала, могла ли она договориться с отцом. Ведь вполне возможно, что нет. И сегодня мой последний рабочий день в этой канцелярии безбожности. Меня наконец-то уже довели до площадки, напоминающей цветок больше, чем место казни. На круглом каменном диске площади красовался прекрасный мозаичный лотос. Ни чуть не стесняясь моего вида. А с момента боя я не мылась и не сменила одежду. Она была рваная и местами в крови. Поставили меня прямо на это произведение искусства.

На чуть возвышающийся балкон вышел император со своей свитой. Они о чем-то непринужденно болтали. Что захотелось им глаза выцарапать.

— Бедствие доставлено.

Я искала глазами её и наконец-то с облегчением нашла.

— Ты признаешь свою вину и готова ее искупить? — спросил император не вдаваясь в подробности самой вины. Принцесса усилено мне кивала. Я собралась с силами и ответила:

— Да, Ваше Величество, — в голове моей в этом момент звучало визгливое: «Голову с плеч!»

— По просьбе моей единственной дочери, небесной принцессы, я помилую лисицу. Моя дочь столь добродетельна, что не смогла вынести этой жестокости к признавшему вину созданию, — он выдержал паузу. У меня от души отлегло. Но не совсем, — Приказываю отрубить лисице три хвоста и одеть ошейник раба. Принцесса желает одарить ее милостью прислуживать ей.

— Это не опасно? Бедствие в служанках?

— Не опасно. Это ошейник, специально созданный артефакт.

— Милость принцессы не имеет границ!

«Оооооо, Батюшки! На ошейник мы не договаривались! Ох, уж этот мелкий шрифт в договоре под звёздочкой. Принцесса перестраховалась.»

Император тем временем махнул своим холеным перстом. И стражники засуетились, с опаской на меня посматривая.

«Я и так вся в цепях, еле их донесла. Давайте уже скорее! И потом, пожалуйста, к лекарю меня.» — до язвить не успела. Меня схватили под белые рученьки. Дальше я не смотрела. Это как когда тебе собираются взять с пальца кровь, а ты зажмурился, как будто ничего этого нет. Самообман чистой воды.

Лезвие сверкнуло в воздухе и отсекло мне три хвоста разом. Что я почувствовала? Ничего! Как будто обняла пустоту в пустоте пустот.

Точнее сказать, ничего хорошего.

Следом глубокую печаль, сравнимую с глубиной Марианской впадины или бесконечностью космического пространства ни кем не покоренного. Не могла контролировать это свое состояние, уходя все глубже. Слезы заливали лицо, но я не была слабой.

«Я не такая! Они текут сами!»

Кровь залила тонкие границы камня, очерчивая лотос красной линией, разделяющей мою жизнь на до и после. И я упала прямо в его середину, пустым взглядом смотря в небесную даль, грязная, лохматая и абсолютно безразличная ко всему.

Небо закрутилось в беспощадном вихре. Жизни мои смешались в какое неясное месиво, такое страшное и странное на вид. В кучу мусора, из которой торчали осколки «бесконечно вечного».

Я стала до основания непричастна. Все чувства мои замерли навсегда, застывая