Шрифт:
Закладка:
Кажется, она многих в городе очень хорошо знала, в том числе и моего оппонента.
— Думаю, Вам не стоит учить судью порядку отправления правосудия, это нарушение субординации и регламента, — театральным шёпотом, то есть так, что меня отлично слышала и судья, сообщил я своему оппоненту.
— Вы ведь не совсем юрист, верно? — сурово подняла бровь судья, с подозрением глядя на представителя банка. Мой здоровенный оппонент тут же визуально сократился на четверть, как курс валюты страны третьего мира под натиском биржевой спекуляции ведущих держав.
— Ну… Ваше вашество, я учился же…
— И где? Вы можете не вставать, кстати, это пока не регламентный вопрос.
Мой оппонент и не пытался встать, он сидел в какой-то странной позе, как если бы пытался поднять перед собой стол и защититься им, как щитом от стрелковой атаки.
— В Саратовском Южногородском Училище.
— И Вам прямо диплом выдавали? Ну, такую бумажку разноцветную с циферками и буковками?
— Д-да, копия в отделе кадров лежит. А оригинал ейный… если подумать…
— Не напрягайтесь, любезный, это не Ваше. В Саратове, если меня не подводит склероз, есть юридический институт при имперском следствии… В мире всего две школы детективов, там, где учат не абы кого и абы как, а именно расследовать преступления, — она сделала задумчивое лицо и посмотрела в сторону обсиженного мухами потолка.
Ни я, ни оппонент не решились её прервать, хотя, кажется, даже до него доходило, что сие лирическое отступление никак не относилось к нашему с ним вопросу.
После полутора минут воцарившейся тишины Головина тяжко вздохнула, словно возвращаясь в слегка мерзкую для неё реальность.
— А Вы, молодой… человек… учились?
Она спросила меня и произносила слово «человек» с очень большим сомнением, словно у неё были и другие варианты моей биологической классификации.
— Да.
— А где?
— Меня учили, — я не смог сходу вспомнить, откуда родом мой диплом, не готовился я к такому разговору, — основам проведения процесса, в том числе разъясняли процессуальные права. То есть, фактически, целый курс давали права и обязанности участника процесса. Впоследствии даже говорили, что после сдачи экзаменов мне должно быть стыдно спрашивать за свои права, ведь в отличие от простого народа, мне эти права тщательно разжевали.
— Вот! — Головина подняла свои массивные ладони над столом и грозно хлопнула по расположенным на нём документам.
С первой минуты я понимал, что она клала на процесс, на ритуал, последовательность и порядок — болт с прибором, но было бы фатально-ошибочно пытаться вернуть её в лоно порядка и законности. Сейчас приходилось срочно импровизировать и ориентироваться уже на ходу.
— А Вас такому учили, Сергей Вилопасович? Или Вы забыли эти знания, пока выбивали дурь из контрабандистов и дворовой шпаны, пока Вас не попёрли из полиции за раздутое самомнение и стрельбу в центре города в пьяном виде?
— Наталья Анатольевна! — взмолился оппонент. — Такого не было. Ушёл по состоянию здоровья. Уволился по собственному желанию.
Он опасливо стрельнул глазками в моём направлении.
Я сделал вид, что ничего не понимаю. Не был я заинтересован в чьём-то унижении, мне нужен результат по процессу, а не вот этот весь цирк одного актёра.
— Ой, мне-то не заливай, — отмахнулась она. — Так, что мы тут рассматриваем?
Тут она посмотрела на секретаря, которая, кажется, терпеливо ждала этого момента после такого длинного и попахивающего идиотизмом вступления.
— Вот эти… Банк, они заполучили решение Московского арбитражного третейского суда по заявлению к Мещерякову…
— Это у Вас те самые Мещеряковы? — она вперила в меня тяжёлый взгляд.
— Те самые, — уверенно ответил ей, хотя пёс его знает, что она вкладывает в это многозначительное выражение «те самые». — Те самые Мещеряковы, я из тех самых Филиновых и мы все весьма уважаем суд и конкретно вас, Наталья Анатольевна.
— Это правильно, я же тоже не с помойки к вам пришла тут… Так чего те от этих хотят?
— Долг у них перед банком, — отчеканила секретарь. — Но подали в суд не к нам, а в московский третейский…
— Ети ж ты, как завернули, — сварливо вздохнула Головина. — Дальше?
— Ну есть решение, они теперь просят выдать им исполнительный лист на взыскание долга и исполнение требований по залогу, обращение взыскания на предмет залога.
— Так, стало быть! — она посмотрела на нас с оппонентом как на школьников, которые пытались на заднем дворе школы сжечь дневники и снова выдержала пугающе долгую паузу.
— Вы, Сергей Волопасович, со своей стороны, чего просите от суда?
— Ну так, — он нерешительно привстал. — Там всё написано!
Он выпрямился, как на плацу и выпятил грудь в манере бравого пехотинца.
Но на судью этот манёвр впечатления не произвёл.
— А что там написано, Вы говорите? Вы хоть требования свои же собственные, читали, поддерживаете, а?
— Ну, дык, чего б их не поддержать?
— Сергей Волопасович, хватит превращать суд в балаган. Встаньте и скажите суду, как на духу, чего Вы хотите?
— Чтоб не уволили после такого, — откровенно вырвалось у него, но он быстро замолк и сделал вид, что ничего подобного не говорил, а это просто шелест штор в кабинете.
— А Вы, Филинов, чего хотите?
— А мы возражаем.
— Да ну? И даже может письменно подготовили? Возражения?
— Так точно, — молодцевато выдал я и передал суду солидные по толщине возражения.
— Много написали… Буквы совершенно точно прямо все знаете, это похвально, похвально.
— Разрешите доложить позицию?
— Нет. С чего бы это? Не надо тут суду мельтешить.
Она одёрнула меня и стала бодро читать моё сочинение:
— Вот Вы тут пишете, теория, концепция, принцип рос юрий какой-то деката…. латынь, мать её…
— Рес юдиката — принцип правовой определённости, базовый принцип гражданского права на континенте.
— На верховный суд наш, будь он трижды неладен и чтоб у него трещина по фасаду выскочила, а у председателя на заднице — фурункул, ссылаетесь, так?
— Так точно, Ваша честь!
— Не надо мне тут про честь, мы не в кабаке. Вы сейчас издеваетесь над судом, Филинов?
— Ни в коем случае!
— А у Вас может и кодекс есть в наличии? — сварливо спросила она.
— Да.
