совсем не случайно. К востоку от Скалистого озера начинались, так сказать, официальные земли хошонов. Понятное дело, что вся официальность в Рунгазее пока что не более чем условность, и сами хошоны вполне могут считать своим все, что видят вокруг, но именно там располагались их родовые кочевья, простирающиеся пока непонятно, на сколько, на восток и вплоть до прохода между Западными и Восточными Ратанами на юге. Именно оттуда они пытались расползтись на север и запад, именно туда бежали без оглядки после зимней взбучки.

Здесь я упорно пытался назначить встречу их вождям. И, вне зависимости от того, состоится она или нет, здесь я заложу поселение, которое станет важнейшим опорным пунктом и перевалочной базой для последующего броска на юг. Сами хошоны при этом меня не сильно интересуют, на земли их я не покушаюсь, но вот спокойный проход через них мне жизненно необходим, и, если туземцы не предоставят его мне добровольно, придется преподать им еще один урок, отбив всякую охоту связываться с таридийцами.

Нужно признать, что некоторые моральные сомнения по поводу взаимоотношений с воинственными рунгазейцами у меня имелись. Невозможно ведь не проводить параллели сегодняшней ситуации с земной историей, когда в результате активного заселения американского континента выходцами из Старого Света индейцы были почти полностью истреблены. Да, хошоны много уже сделали и продолжают делать для того, чтобы вызвать откровенную неприязнь и даже ненависть к ним на территории создаваемой мною провинции. И у меня самого руки чесались после разгрома Петровского извести мерзавцев под ноль, но в таких делах очень важно вовремя остановиться.

Зимой воинственные туземцы были основательно потрепаны и изгнаны обратно на свои земли, сила Таридии была наглядно продемонстрирована, наши люди отомщены с лихвой. Сейчас можно было бы остановиться и начать строить отношения с чистого листа. Всегда ведь лучше договориться, чем тратить время и ресурсы на войны, главное, чтобы оппонент оказался адекватен для разговора. А для своей партии ястребов у меня имеется железный аргумент в объяснение такой позиции: истребление хошонов не в наших интересах по той простой причине, что одним своим существованием они волей-неволей подталкивают менее многочисленные северные народности в наши объятия. И не просто под защиту наших пушек, а прямиком в таридийское подданство. Мы аккуратно и постепенно встроим их в свое общество, а потом уже дело дойдет и до самих хошонов.

Их тоже встроим. Сначала научимся жить с ними по соседству, будем торговать, обмениваться знаниями и просто информацией, оградим их от фрадштадтского влияния, продемонстрируем преимущества нашего образа жизни. Превратить врага в друга – великое искусство, но я попробую сделать именно это. Жаль, что такой трюк нельзя провернуть в один миг, нужны время, терпение и последовательность действий, но стремиться я буду именно к такому результату.

Сколько раз до тех пор еще придется внушать хошонам уважение силой оружия? Да кто их знает, посмотрим, для начала, как они поведут себя сейчас: придут ли на переговоры и какой линии будут придерживаться. Образно говоря, мяч на их стороне, ждем реакции.

Наблюдатели хошонов крутились поблизости, держась при этом на безопасном расстоянии, на контакт не шли, исчезая за холмами каждый раз, когда мои бойцы пытались к ним приблизиться. Я уж было начал опасаться, что переговоры вообще не состоятся и мне придется дальше действовать, что называется, «втемную», не выяснив отношения с хозяевами территорий. Но нет, убедившись, что мы возводим на берегу озера земляные укрепления вовсе не для того, чтобы побыть здесь недельку, порыбачить и убраться восвояси, парламентеры все-таки прибыли.

Условия проведения встречи мне совершенно не понравились, хотя вождей туземцев тоже можно было понять – не горели они желанием встречаться со мной в моем же лагере, среди моих солдат. Предложенное же оппонентами место не сильно устраивало меня и категорически не нравилось моей охране, но посланник с непроницаемым лицом выслушивал все наши предложения и словно заведенный твердил, что вожди Хулуз, Аген и Юмиту прибудут завтра в назначенное место или переговоры не состоятся вовсе.

Поразмыслив над складывающейся ситуацией, я все-таки дал свое согласие. Раз уж доходит дело до разговоров, то нужно выжимать из этого максимум, а не терзаться потом сожалениями об упущенной возможности. Да и мой отказ может быть принят за слабость, а давать даже такой сомнительный повод для радости хошонам я не собирался.

21

Но я не собирался и безоглядно доверять оппонентам, потому все окрестности места встречи – вполне себе милого лужочка на берегу озера километрах в семи от нашего лагеря – были загодя осмотрены и изучены разведкой. Особое беспокойство вызывал лес, опушка которого выходила практически к самому берегу Скалистого, в каких-то трехстах метрах от установленного самими хошонами шатра. Да-да, шатра. Представьте себе, противная сторона готовящихся переговоров позаботилась даже о помещении. С чего бы такая забота? Очень подозрительно!

Однако же тщательный осмотр сего дивного сооружения, возведенного из жердей и звериных шкур, не выявил ничего подозрительного. Будь мы в двадцать первом веке, я бы мог заподозрить спрятанное здесь миниатюрное оружие или средства аудиовидеофиксации, но в аналоге земного восемнадцатого века приходилось ограничиваться лишь поиском хитро замаскированных клинков или стрел.

– Не нравится мне этот шатер, – сморщив лицо, в очередной раз заявил Игнат, когда мы приблизились к месту переговоров в сопровождении полусотни драгун.

– Мне больше лес не нравится, – возразил Иванников, с беспокойством вглядываясь в лесные заросли.

– Ну хватит уже! – оборвал я своих подручных. – В лесу сидят разведчики, здесь с нами драгуны, в лагере тоже все начеку, в любой момент готовы прийти на выручку.

Хорошо было бы еще и дирижабль подогнать для присмотра за местностью с воздуха, но один из них сейчас сопровождал идущий из Петровска к озеру обоз со строительными материалами, а два других проходили испытания по работе с паровыми двигателями и были пока недоступны для использования. Да и не хотелось ненароком вспугнуть хошонов, у которых появившийся в небесах аэростат пробудил бы далеко не лучшие воспоминания и мог запросто сорвать переговорный процесс.

– Все равно не нравится мне это, – упрямо мотнул кудрями Лукьянов, – давайте я себя за вас выдам, Михаил Васильевич!

– В самом деле, ваше сиятельство! – поддержал его Иванников, в то время как за нашими спинами в сомнении хмыкнул командир охраны Шалимов, предпринявший попытку отговорить меня еще вчерашним вечером.

– Успокоились все и разом! – пришлось повысить голос, чтобы поставить на место свое ближайшее окружение. Можно сколько угодно считать хошонов кровожадными дикарями, но вот держать их за идиотов было бы непростительной ошибкой.