— Да, выручать тебя надо, приятель, — покачал головой я. — Надо бы выбраться отсюда и добыть лошадей. Так что передохнули и хватит, — поднимаясь, скомандовал я, тело сопротивлялось движению, но я подавил это сопротивление. — Надо выбираться отсюда, а там уже найдем место, где заночевать.

Вновь потянулись лабиринты коридоров. И не было им ни конца, ни края. Мы брели, спотыкаясь на каждом шагу. Вскоре я понял, что хотим, не хотим, сначала надо отдохнуть, а потом уже думать, как отсюда выбраться. Как говориться, утро вечера мудренее.

— Так, все объявляю привал, — отдал я вынужденную команду, противореча сам себе. — Заночуем здесь, значит. Спать будем по очереди. Первым дежурю я, потом отец, Томаш, Фил.

Возражений не последовало. Все, кто, распластавшись на полу, кто, привалившись к стене, моментально заснули. Я же ложиться не рискнул, зная, что сон очень коварен и может сморить тебя, как только ты примешь удобную позу. Не зря часовые на посту всегда стоят.

Я стал вышагивать взад-вперед. Вспомнил армию, в первый год я все время хотел только две вещи — есть и спать. Кормили нас хреново, а муштровали отлично. Поэтому, даже стоя на тумбочке, мы умудрялись дремать с открытыми глазами.

Надо будет спасти Харви, как приедем в город, сразу найдем эту Хлою, она много раз указывала, где ее нора, найти ее будет не сложно. Отберем злосчастную подвеску и вернем Харви его харму. Времени еще на это был вагон и маленькая тележка. Всё казалось просто и достижимо, как дважды два, именно поэтому чувствовался возможный подвох. Когда обожжёшься на молоке, будешь готов дуть и на воду.

Я поймал краем глаз движение. Эта Стелла во сне перевернувшись на другой бок, как кошечка, свернулась калачиком. Во сне она выглядела особо беззащитной и красивой, меня так и подмывала, лечь рядом, убрать золотую прядь упавшую ей на лицо. Погладить её шелковистую кожу, вдохнуть аромат…

Я, сделав над собой усилие, отвернулся. Очень захотелось покурить. Давно я не вспоминал эту свою привычку из прошлой жизни. А ведь хорошо тогда жил, спокойно, с ограниченным количеством задач и ответственности. В той жизни всё было понятно и относительно просто.

За думами время прошло быстро. Настала пора будить отца, а самому ложиться на покой. Будить отца было жалко. Он сильно сдал за время всей этой беготни, лицо осунулось, и явственно проступили морщины. Я вздохнул и все же разбудил его.

В сон я провалился моментально. Тревожный страшный полусон-полуявь. По длинным извивающимся коридорам с противным шипением ползла огромная змея. Над ней стремительно летел черный ворон, отбрасывая мрачную тень на влажный каменистый пол.

По каменному полу застучали высокие шпильки, ноги перекрещивались в походке пантеры, звякнули браслеты, раздался хрипловатый смех.

Картинка размазалась и перещёлкнулась на другой канал. Большая зала со стеклянным потолком, открывающим звездное небо.

На постаменте трон, на нем полулежа восседала Амадей. Её гибкое, красивое тело едва прикрыто прозрачной тканью, что не скрывает, а еще больше подчеркивает её прелести. Затвердевшие крупные соски устремлены вперёд. Голова запрокинута на высокую спинку, с пухлых губ срывается томный стон. Зеленные глаза пылают от похотливых желаний. Длинные, стройные ноги раздвинуты.

Вард, расположив чернявую голову между ног богини, умело ласкал её там губами и языком. От чего богиня текла и извивалась от удовольствия, как змея, скользкая, влажная и опасная…

— Ты хорош, Вард… Ты очень хорош! — хрипловато стонала Амадей, вцепившись ему в волосы.

Она закинула ногу ему на плечо. И в какой-то момент, как и всякая змея, ужалила, отпнув любовника ногой. Да так, что он кубарем скатился с постамента и растянулся на полу.

Однако ворон вовсе не расстроился, лишь хрипло хохотнул. Видимо, такие игры здесь приветствовались. Амадей, пантерой, прыгнув с места, оседлала его. Стала двигаться сначала медленно, потом все больше ускоряясь.

Вард прикрыл глаза от удовольствия. Дыхание у него участилось.

— Ты обзавелся женой, мальчик? — требовательно спросила она, прекращая движения.

— Да, моя госпожа, — криво усмехнулся Вард, открыв глаза и глядя на богиню черными равнодушными глазами.

— Что же ты в свою первую брачную ночь не с ней, а со мной? — насмешливо поинтересовалась богиня.

— Потому что ты позвала меня, моя госпожа, — без каких бы то ни было эмоций ответил Вард и сжал грудь богини.

Она, запрокинула голову, черные волосы заструились роскошной волной, из груди вырвался стон.

— Да, потому что ты принадлежишь мне, а не ей, — властно сказала Амадей и вновь стала набирать скорость, подпрыгивая на Варде.

Амадей кончила, её тело содрогнулось от удовольствия, и она уже на застонала, а закричала страстно.

Вард подмял ее под себя и теперь уже он брал богиню, а не наоборот. Она чувственно извивалась под ним, царапая ему спину. Очень скоро кончил и он, пролившись в богиню.

Вард сполз с нее.

— Я никому не могу принадлежать, моя госпожа, потому что меня нет, я лишь тень, — тихо сказал он.

— Верно, — подтвердила Амадей. — Помни об этом! Твоя нареченная не наша, она светлая. Аве в ярости, требует её вернуть.

— Я это исправлю. Она поддастся тьме.

На губах Амадей заиграла коварная улыбка.

— Хорошо, я помогу тебе, мальчик, приручить эту крошку. Она хорошенькая, всегда питала слабость к рыжухам. Ты знаешь, я люблю укрощать.

— Знаю, — бесстрастно откликнулся Вард. — Я знаю это, как никто…

— Когда ты приведешь её ко мне? — нетерпеливо спросила богиня.

— Она пока не готова, моя госпожа. Нужно время.

— Жалеешь её? — глаза богини ревниво сверкнули.

— Мне это чувство не знакомо, моя госпожа, — спокойно ответил Вард,

— Не тяни, — вставая и шествуя к трону, приказала Амадей. — Нам будет хорошо втроем!

— Как пожелаете, моя госпожа, — тоже поднимаясь, покорно ответил Вард.

— Кстати, они почти нашли Леона, ты специально оставил им шанс спастись?

Картинка размылась. Вновь замелькали коридоры. Я будто сверху увидел нас спящими и дежурившего Томаша, испуганно озирающегося по сторонам.

Потом меня понесло еще дальше. Поворот направо, потом налево и еще раз направо. И я увидел камеру.

В камере стояли светильники. К стене за руки и за ноги был прикован цепями старик. Он был очень