Шрифт:
Закладка:
Обращает на себя внимание полное отсутствие в историческом очерке каких-либо критических замечаний о действиях советских войск в Восточной Пруссии, за исключением, может быть, употребления термина «прогрызали».
Впрочем, учитывая то, что исторический очерк в целом был посвящен всей Второй мировой войне и в основу труда был положен исключительно большой исторический материал, его конспективность становится объяснимой.
В 1960–1965 гг. вышла шеститомная «История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945». В пятом томе была изложена вполне подробная государственная (естественно, идеологически обусловленная) точка зрения на политические и оперативно-стратегические особенности планирования, подготовки и ведения Восточно-Прусской операции[268].
Восточно-прусский раздел пятого тома «Истории» лег в основу всех последующих работ и изданий, где рассматривалась Восточно-Прусская стратегическая наступательная операция 1945 г., независимо от того, шла ли речь об истории Второй мировой войны, о Великой Отечественной войне, о борьбе за Прибалтику и т. д.
Через двадцать лет была издана двенадцатитомная «История Второй мировой войны, 1939–1945». В 10-м томе была размещена глава «Разгром гитлеровских войск в Восточной Пруссии»[269]. Необходимо отметить, что для издания такого труда были привлечены почти все специалисты, занимавшиеся историей войны. Были проведены обширные поиски в центральных военных и других архивах страны, для написания глав или описания наиболее значимых операций создавались творческие группы, получившие доступ практически ко всем документам военного и не только военного времени. В тогдашнем Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС периодически проводились творческие конференции и семинары, где обсуждались содержание глав и томов, их наполнение материалом, включение или, наоборот, исключение тех или иных фактов. Очень большое значение придавалось идеологической переработке материалов, употреблению прилагательного «немецкий» (чаще употреблялись слова: фашистский, гитлеровский или просто — противник, враг и т. д.).
Несомненно, четверть века спустя после окончания войны новая ее история стала значимым явлением для населения страны и оказала влияние на последующие исторические исследования.
Новый этап освоения знания о войнеВ 1960-х гг. была предпринята попытка более глубокого научного изучения и обобщения материалов о Восточно-Прусской наступательной операции 1945 г. За этим процессом калининградцы могли следить уже непосредственно. В частности, на страницах «Военно-исторического журнала» они могли познакомиться с публикациями, рассказывавшими об особенностях боевых действий в восточной немецкой провинции, о замысле и характере проводимых стратегической и фронтовых операций, с материалами статистического плана.
Именно тогда калининградцы узнали о том, что бои в Восточной Пруссии не ограничивались 1945 г. Оказывается, существовала предыстория, да еще какая!
К двадцатилетию вторжения войск 3-го Белорусского фронта в Восточную Пруссию (осенью 1944 г.) полковник М. А. Алексеев, видимо, впервые в советской историографии рассказал о Гумбинненской операции. Войскам фронта под командованием И. Д. Черняховского в начале октября 1944 г. частью своих сил пришлось содействовать 1-му Прибалтийскому фронту, осуществлявшему Мемельскую операцию, а остальными силами во второй половине месяца подготовить и осуществить наступательную операцию на гумбинненском направлении[270].
Алексеев вполне обоснованно утверждает, что, несмотря на первоначальные успехи операции, наступление войск фронта протекало в медленном темпе, вторую полосу обороны, опиравшуюся на приграничный укрепленный район немцев, прорвать с ходу не удалось.
Подробнее об октябрьских боях 1944 г. при прорыве мощного приграничного укрепленного района противника и на самой территории Восточной Пруссии калининградцы могли узнать из опубликованной Алексеевым книги «В логове врага»[271].
Дискуссия о Гумбинненской операции была острой. Особенно критично отозвался о ней генерал-полковник А. Покровский, бывший начальник штаба 3-го Белорусского фронта. По его словам, войска 3-го Белорусского фронта во взаимодействии с 1-м Прибалтийским фронтом получили задачу разгромить тильзитско-гумбинненскую группировку противника и овладеть Кенигсбергом. «Фактически эта операция вылилась в изолированное наступление одного 3-го Белорусского фронта и ограничилась продвижением на глубину до 60 км на фронте в 100 км. Операция стоила больших людских и материальных потерь»[272].
Маршал Василевский негативно высказался о Гумбинненской операции, отметив «неудачные попытки прорваться в пределы Восточной Пруссии», после чего войска фронта перешли «к жесткой обороне»[273]. Особенность этого высказывания заключалась в том, что маршал Василевский осенью 1944 г. как представитель Ставки ВГК координировал действия войск 1-го и 2-го Прибалтийских и 3-го Белорусского фронтов. Не смогли сразу взять Мемель, вторжение в Восточную Пруссию состоялось, но задачи, поставленные перед войсками генерала Черняховского, в целом выполнить не удалось. В результате Ставка ВГК посчитала необходимым сократить его представительские возможности, освободить его «от руководства операциями 3-го Белорусского фронта» (Директива Ставки ВГК № 220259 представителю Ставки, командующему войсками 3-го Белорусского фронта об освобождении А. М. Василевского от руководства операциями фронта, 8 ноября 1944 г.)[274]. О живучести негативной оценки Гумбинненской операции см. выше статью в настоящем разделе.
Новое обращение к истории Гумбинненской операции 1944 г. состоялось на рубеже веков, когда появились статьи, монографии, излагающие более современные взгляды на ее подготовку, ведение и оценку результатов сражения, расширившие представление калининградцев о первых боях Красной армии на территории Восточной Пруссии[275].
Если вернуться к шестидесятым годам, то важно выделить ряд статей о Восточно-Прусской операции 1945 г., опубликованных в «Военно-историческом журнале». В состоявшейся дискуссии приняли участие Маршалы Советского Союза А. М. Василевский и К. К. Рокоссовский, генерал-полковники И. И. Людников и А. П. Покровский.
Видные военачальники впервые в открытой литературе постарались не только высказаться о победных итогах операции, но и критически подойти к оценке действий советских войск в операции по разгрому немцев на приморском направлении. В частности, маршал Рокоссовский весьма убедительно отвечает на вопрос: стоило ли отвлекать силы и средства Красной армии на ликвидацию восточно-прусской группировки противника или сосредоточить основные усилия на берлинском направлении? Для быстрого уничтожения более 40 хорошо укомплектованных немецких дивизий сил 3-го Белорусского фронта было явно недостаточно. Даже при поддержке основных сил фронта Рокоссовского справиться с восточно-прусской группировкой противника удалось не сразу. Маршал видит в этом «результат не совсем удачного планирования Восточно-Прусской операции», плохое взаимодействие 2-го и 3-го Белорусских фронтов[276].
Маршал Василевский указывает, что советским войскам пришлось вести боевые действия по ликвидации противника, прижимая его к морю и заливам. Окруженные группировки пришлось ликвидировать последовательно, изыскивая каждый раз наиболее