детей на другую сторону утаскивать продолжает. А драконов и людей, которые туда-сюда ходить могут, все меньше остается. Рано или поздно ребенок за Зеркало попадет, а некому его домой к своим вести будет. Решение нашими властями принято было, чтобы дети, которые пропадают, шесть месяцев за Зеркалом оставались, а кто-нибудь за ними присматривал. А потом, если переходить через Зеркало понадобится, выросшие дети других через Зеркало переводить смогут… Что-то у тебя лицо, как у Антона, когда мы ему сообщили, что ему тут долго жить, стало. Ты от таких перспектив удовольствия не испытываешь?

— Так, может быть, отключить генераторы Зеркала и проблема сама собой пропадет?

— Мы их еще два года назад отключили, — выразительно посмотрев на Константина, сказала Волитара. — Первому ребенку голубых кровей пропасть стоило, и яйцеголовые сразу же приказ получили. Кажется, Зеркало теперь само по себе существует. Оно неизвестно, чем подпитывается. Я, что ваши давно знают, всегда думала. Ты можешь своим доложить.

— Хорошо, даже если так, — согласился Константин, когда проглотил эту новую для себя информацию. — А дипломаты с этим справиться не могут? В посольствах детей селить нельзя?

— Так ты теперь дипломатом назначен, — сказала Волитара. — Ты будешь этим заниматься. У других дипломатов масса другой работы имеется. А что до дел, которые драконьего посольства у людей, касаются, то… — Она, похоже, смутилась: — Некоторые дети, которые к вам попадают, слишком низкое положение имеют, их дипломаты не только не примут, речи об этом даже не идет, им среди людей жить придется. Никакой приказ, даже угроза расстрела, тут не подействует.

— Так, может быть, для равновесия можно сделать так, чтобы Антона, и, если кто-нибудь еще к вам попадет, тоже в драконьи семьи пристраивать?

— А ты, что импринтинг произойдет, не опасаешься? — с долей игривости в голосе спросила Волитара. — Какой между мной и тобой едва не случился. Вы нам драконов возвращать будете, а мы вам тоже драконов присылать начнем.

Константин плюнул, но съязвил в ответ:

— А что мы к вам коммунистов возвращать будем, не боитесь?

Волитара очаровательно улыбнулась и посмотрела на Константина как на больного:

— Коммунизм — утопия есть. Дракон вернется, дракон снова в жизнь мегаполиса встроится, дракон все забудет. Ты, почему так, догадываешься? Коммунизм больших энергетических и моральных затрат требует.

— С чего это? — обиделся Константин.

— Ты посмотри! Как только я что-то делаю, как только я чем-то владею и хочу поменять это на достойную оплату, капитализм возникает. Он уже существует, он в разные формы эволюционирует, но это именно капитализм есть. Для этого ничего, кроме уже налаженного механизма товарно-денежных отношений, не требуется. Ты понимаешь? Я, если хочу что-то продать и купить, покупаю и продаю, то уже капитализм поддерживаю. Я жизнь, землю, мороженое, кофе, дом купить и продать могу. Это данностью является. А коммунизм твой необходимо строить. Это каким образом нужно делать? Усилия на это необходимы.

— Необходимы, — согласился Константин. — Как когда, рискуя головой, возвращаешься за сыном рабочего и учительницы, который тебе никто, чтобы его члены тайной полиции на ремни не порезали ради развлечения.

— Это, потому что у меня на это средства имелись, было сделано. Я, если бы верными рыцарями не обладала, часть из которых во время этой авантюры погибли, ничего бы не смогла сделать.

— А их верность тебе полностью купленная? Ее только деньгами объяснить можно? А письма ты мне писала, чтобы обогатиться? Как только кто-то помогает другому, кто-то кому-то симпатизирует, хотя вроде бы и не должен, вот тут-то коммунизм и возникает, по-моему.

Глаза Волитары потеплели, пока Константин говорил эти слова, сначала она долго молчала, смотрела, как Константин вертит кружку в пальцах, как Антон ест принесенное пирожное, с боков колупая бисквит, оставляя напоследок часть, увенчанную вишенкой.

— Я, что отец до похожего разговора с тобой не дожил, жалость испытываю, — сказала она. — Много общего у вас имеется. Вот именно поэтому ты здесь и оставаться должен.

— Чтобы нести идею в массы?

— Нет, — теплота в ее взоре сменилась сочувствием. — Таких, как ты, на отдельном острове собирать нужно. Вам охрана требуется. Вам охрана даже у вас нужна. Если кто-нибудь тебя у нас убьет, это итог закономерный будет. А если тебя твои же посадят и убьют — вот за это я обиду огромную почувствую. А таких, как ты, свои обычно и девают куда-нибудь. Вот отец мой, например, драконам, а вовсе не людям до самой крайней степени не понравился.

— А ты, думаешь, лучше? — вскинулся Константин.

— Я большей разумностью и рациональностью обладаю, — констатировала Волитара, ничуть не сомневаясь в правоте своих слов, но, не дав Константину возразить, успела усмехнуться. — Но того факта, что я тебя тогда иногда потискать хотела, не отменяет. Особенно, когда мы стреляли, а сильный ветер на стрельбище был, и такие штуки у тебя на руках возникали. Пык-пык-пык.

Она потыкала пальцем себе в предплечье, изображая что-то вроде сыпи.

Константин сдвинул брови, соображая:

— Гусиная кожа, что ли? — наконец догадался он.

— Это так называется? — рассмеялась Волитара. — Это название действительно смех вызывает!

— Тебе хорошо смеяться, — упрекнул Константин, — у тебя уже семья. А как я с такой жизнью семью заведу, интересно мне знать. Что мне тут делать. Тут у меня, кроме тебя, никого почти и нет, если не считать твоего мужа и твоего брата.

— Ты, может быть, здесь кого-нибудь найдешь! Или мы тебе твою девушку из города вызвать можем!

Константин замялся, и при виде этого хмыкнул даже Антон, за что получил от Константина легкий подзатыльник.

— Если бы даже была сейчас у меня девушка, как бы она через Зеркало пролезла, объясни-ка мне популярно!

— А вдруг у тебя с какой-нибудь девушкой-драконом здесь получится! — предположила Волитара. — История подобные казусы знает.

Услышав эти слова, Константин снова состроил гримасу, за что заслужил еще одну ухмылку Антона.

— Слушай! — со всей возможной искренностью предложил Константин Волитаре. — А оставляйте этого Антона себе, сведите его с драконом, он тут приживется. А я домой.

Антон помрачнел с вишней во рту, хотя видно было, что понимает несерьезность Константина. Тут еще, как бы подводя черту под невеселым жизнеощущением Константина, под ребро ему уперлось что-то твердое, и голос Когнаты прозвучал у него из-за спины:

— Ты убитым оказался!