Шрифт:
Закладка:
– Лала, что случилось?
Я, действительно, в последнее время, была сама не своя, да и поведение Себастьяна отнюдь не способствовало улучшению настроения. Мы были вместе уже около десяти месяцев. Мы разговаривали с ним почти каждый день, но пару раз он исчезал на два или три дня, словно испаряясь с поверхности земли. В мой день рождения мне сделали операцию, но я не смогла связаться с ним ни в тот день, ни на следующий. Он не позвонил и даже не прислал СМС, чтобы поинтересоваться, как я себя чувствую. Потом он снова исчез, и в мою душу начали закрадываться нехорошие подозрения. Мое настроение было для меня совершенно нехарактерным. Я не люблю быть несчастной, но не знала, что мне делать.
Однако решение приняли без меня. В тот вечер я была страшно удивлена звонком с незнакомого номера. Я ответила своим обычным «алло».
Ответное приветствие было, правда, не вполне обычным.
– Вы Карла? – неприязненно спросил незнакомый женский голос.
Я растерялась, и мне потребовалось несколько мгновений, чтобы ответить.
– Да, – сказала я, впрочем, с вопросительной интонацией, словно сомневаясь в этом, хотя, на самом деле, мне следовало бы поинтересоваться, что за невежливая особа говорит со мной по моему телефону.
– Вы не могли бы сказать мне, почему мой муж записал номер вашего телефона в черную записную книжку, которую он прячет под кроватью? В нашем доме? В месте, где спит наш ребенок?
Я всхлипнула и положила трубку.
Его частое отсутствие.
То, что он всегда приходил ко мне, но ни разу не пригласил меня к себе.
Отсутствие в тот вечер, когда меня оперировали.
Все кусочки сложились в картину: я не была его подругой, я была другой женщиной.
После этого телефонного звонка я почувствовала себя плохо. В самом деле, мне никогда в жизни не было так плохо. Было такое ощущение, что какая-то злодейская тварь, разбила груду тухлых яиц, натолкла туда острые лезвия и кучу мерзких личинок и старательно втерла эту смесь мне в живот. Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица – в коже появилось покалывание, в тех местах, где кровь покинула капилляры, лишив мою кожу живительного кислорода. Конечности мои тоже похолодели: ледяные иглы кололи пальцы, холод поднялся по ногам вверх, и скоро мой живот превратился в холодную, болезненную яму. Я посмотрела на руки – ногти были синими. У меня закружилась голова, мне стало дурно. Где моя кровь? Куда она делась? Может быть, меня сейчас вырвет всей моей кровью? Нет, давление в груди говорило, что вся кровь собралась у меня в сердце; мое сердце, этот выносливый и хрупкий, как описывал его Гален, орган, переполнен кровью настолько, что уже не может нормально биться, и сейчас лопнет. Одновременно, я почувствовала такую боль в низу живота, что схватилась руками за это место.
Спотыкаясь, я вошла в ванную и увидела в зеркале труп, такой же, как те трупы, с которыми я каждый день работала: бледная, восковая кожа, запавшие глаза, синие губы. Я никогда в жизни не падала в обмороки, но видела, как это случалось с другими, и смутно догадывалась, что со мной происходит. Я приблизила лицо к зеркалу. Зрачки расширились так, что глаза казались черными. Я смотрела в зеркало и не узнавала себя в своем собственном отражении: передо мной стояла загнанная в стеклянный куб Кровавая Мэри. Я оперлась руками о зеркало, чтобы устоять на ногах. На верхней губе я заметила капли холодного пота; потом я начала падать, и увидела у своих ног красное пятно крови. Это алое пятно перед моим ледяным лицом, было последним, что я видела.
Я рухнула на пол.
У меня случился выкидыш.
Не знаю, сколько времени я пролежала в ванной, скорчившись на старом потертом коврике, то теряя сознание, то снова приходя в себя. Не думаю, что я теряла сознание от серьезной кровопотери. Я просто не хотела просыпаться.
Пока не хотела.
Моя соседка, адвокат Дениз, возвращалась домой позже, чем я, и, когда она, наконец, вернулась и вошла в ванную, то обнаружила там меня, лежавшую, как это ни смешно звучит, в эмбриональной позе на коврике.
– Боже мой, Карла, что случилось?
– У меня выкидыш, – спокойно ответила я. – Сама не знаю, отчего… Я даже не знала… – я не договаривала предложения, у меня просто не было сил произнести их до конца.
– Тебе надо в госпиталь! – крикнула Дениз, упав на колени рядом со мной.
Госпиталь находился в десяти минутах ходьбы от нас. Это я знала точно, потому что там работала. Я там вскрывала умерших детей.
Я и сама знала, что надо ехать.
Мне на несколько дней дали освобождение от работы, прописали постельный режим, антидепрессанты, обезболивающие, снотворные и антибиотики. Все это фармакологическое великолепие плясало у меня в желудке, как горящие спички, потому что таблетки надо было принимать во время еды, но есть я была не в состоянии. Да, собственно, мне и не хотелось.
Просыпалась я после полудня и праздно лежала в кровати и смотрела в окно. Мне нравилось смотреть на небо, когда наступали сумерки. Было что-то умиротворяющее в покрывале, которое постепенно окутывало все предметы до тех пор, пока не оставалась одна чернота, рассеиваемая только светом луны. Совершенно неожиданно для себя я обратилась к религии. Это было не внятное, последовательное обращение; мне просто нравилось ощущение холода, когда я прижимала к своему пылающему лбу темно-красные гематитовые четки. Когда сгущались сумерки, я принимала следующую снотворную таблетку, и только после этого выпускала из рук нагретые моими пальцами бусинки. Последнее, что я видела, прежде чем уснуть, это кровь выкидыша, частицы которой до сих пор прятались у меня под ногтями.
Глава 8
Голова: «Я теряю голову»
Я не желаю знать твои секреты,
Они давят мою бедную голову.
Ричард Эшкрофт
Я была полностью поглощена своими действиями. Единственное, что могло спасти меня – это сосредоточенность: сосредоточенность и этапность манипуляций. Я уже смочила водой волосы женщины, лежавшей на прозекторском столе и гребнем проделала горизонтальный пробор в волосах на затылке – тонкая полоска обнаженной белой кожи протягивалась теперь от уха до уха. Тем же гребнем я откинула часть волос вперед, а часть – вниз, на шею, приподнятую над столом подложенным под нее резиновым валиком. Теперь я сменила гребень на скальпель. Этим скальпелем я с силой провела вдоль пробора, раскрывая скальп. Края тонкой кожи разошлись, обнажив