Шрифт:
Закладка:
- Ты можешь их описать?
Она медленно покачала головой и никто не усомнился в ее искренности.
- Ты же не сможешь описать мне оргазм, правда? Мне не с чем его сравнить, нельзя провести никакие аналогии. И это, - незнакомка обвела взглядом собеседников, - изумляет меня. Отчасти я вам даже завидую, хотя подобных чувств мы из врожденной мягкости характера стараемся избегать. У вас же есть способность наслаждаться соперничеством друг с другом, а горе, страдания, бедность и жестокость - суть краеугольные камни всего, что вы создали. А создали вы больше, чем кто бы то ни было во всей Вселенной. Баджи распахнула глаза:
- Вы завидуете нам?! Вы?! Незнакомка улыбнулась.
- Поймите - качества, что восхищают вас во мне, для нашей расы вполне заурядны. Просто они редко встречаются у людей.
- А в каких отношениях вы с человечеством? - медленно произнес Муленберг.
- В симбиотических, разумеется.
- Вот как? Вы живете с нами, а мы с вами как разлагающие целлюлозу бактерии в термите? Как мотылек юкка, который питается только нектаром кактуса юкка, а кактус в свою очередь опыляется только при помощи этого мотылька?
- Да, кивнула незнакомка, - чистейший симбиоз. Но объяснить его суть не так-то просто. Мы питаемся тем, что отличает людей от животных...
- А взамен...
- Мы развиваем это свойство в людях.
- Ничего не понимаю, - призналась Баджи.
- Вспомните предания. В них мы упоминаемся довольно часто. Кем были бесполые ангелы? Кто этот пухленький купидон на открытках к дню святого Валентина? И откуда берется вдохновение? Кому известны три очередных такта новой симфонии, и кто напевает их, проходя под окнами композитора? Наконец для вас это главный вопрос - кто, как не мы, знает толк в том аспекте любви между мужчиной и женщиной, который не связан с сексом? Ведь иных, не платонических чувств нам испытать вообще не дано. Перечитайте свою историю, и вы поймете, какое место в ней занимаем мы. Взамен мы пользуемся вашими достижениями - мостами, самолетами, а с недавних пор - и космическими кораблями. Есть и другое, что нам по сердцу; стихи и песни, а в последнее время - ощущение единства, постепенно охватывающее человечество. Пока оно воплотилось в идее ООП, а когда-нибудь придет черед и межгалактического союза человеческих рас. Тогда на нашей улице наступит истинный праздник.
- Можешь ли ты охарактеризовать получаемое от нас - то, что по-твоему и отличает людей от зверей?
- Точно не могу. Назовем это способностью творить. Если она приносит вам радость, тогда насыщаемся и мы. А наибольшую радость человек испытывает, когда созданное им нравится другим.
- Почему вы скрываетесь? - вдруг заинтересовалась Баджи. - Зачем? - она даже руки заломила. - Вы же так прекрасны!
- Иначе нельзя, - ласково ответила незнакомка. - Ведь вы по-прежнему уничтожаете то, что считается.., отклонением от нормы. Муленберг взглянул в открытое симпатичное лицо незнакомки, и ему стало так тошно, что он едва не разрыдался.
- Разве вы никогда не убиваете? - спросил он, повесив голову: его слова прозвучали как бы в защиту заложенной в некоторых людях тяги к убийству. Впрочем, почему "как бы"? Так оно и было.
- Да, - ответила незнакомка очень тихо, - убиваем.
- Разве вы умеете ненавидеть?
- Это нельзя назвать ненавистью. Та в первую очередь подразумевает отвращение к самому себе. Есть другое чувство. Назовем его праведным гневом. Только оно может толкнуть нас на убийство.
- Не могу представить себе подобную ситуацию.
- Который час?
- Почти без двадцати девять.
Незнакомка поднялась из-за столика и выглянула в окно. Уже стемнело, под фонарями колобродили группки молодых людей.
- Сегодня я встречаюсь еще с тремя представителями вашей расы. Это убийцы.
Внезапно двое из стоявших под ближайшим фонарем подростков заспорили. Из окружавшей их толпы раздались несколько протестующих окриков, но потом она умолкла и расступилась, образовав кольцо. Внутри него, кроме двух споривших, оказался еще один - меньше ростом, грузнее и гораздо беднее одетый, чем прилизанные спорщики: рукав его суконной куртки был разорван почти до локтя.
События развивались стремительно. Один из забияк ударил другого по зубам. Тот отшатнулся, выплюнул кровь, и его рука молниеносно мотнулась в карман плаща за ножом. В пульсирующем свете неоновой лампы лезвие сверкнуло как золоченый веер. Раздался крик, но быстро захлебнулся, перешел в глухой звериный вой; противники, сцепившись, покатились по мостовой. Полилась кровь, испортила хорошо отутюженные брюки и яркие галстуки.
С другого конца улицы донесся полицейский свисток. И место схватки вдруг стало для толпы полюсом отталкивания. Подростки бросились врассыпную, и сверху картина стала похожа на ту, какая возникнет, если бросить камень в болотную жижу: пойдут круги, но быстро улягутся, и все станет как прежде... На мостовой остались только трое: два бездыханных окровавленных тела лежали у фонарного столба, третий переминался с ноги на ногу, не зная куда податься. Затем послышался звук пары бегущих ног - они принадлежали изрядно запыхавшемуся полисмену, пронзавшему воздух резким свистом.
Молодец в куртке пустился-таки наутек. Полицейский что-то крикнул вдогонку, не выпуская свистка изо рта. Потом грохнули два выстрела. Парень вскинул руки и со всего маху грохнулся ничком, проехался по асфальту лицом и замер, выпростав одну ногу и поджав другую.
***
Девушка в толстом свитере и джинсах отвернулась от окна и снова уселась за столик, спокойно заглянула в осунувшиеся лица собеседников и пояснила:
- Эти двое и совершили убийство в парке. - Помолчав, она добавила:
- Вот так убиваем мы.
- Совсем как люди, - устало отозвался Муленберг, вытащил платок и промокнул губы. - Трое наших за двоих ваших.
- Нет, вы ничего не поняли. - В голосе девушки зазвучала жалость. - Мы уничтожили их не за то, что они убили тех двоих. А за
