Так всегда бывает перед боем, потом камень падает — там уже не до переживаний, и волнение само по себе походит…

Глава 48

— Московиты сегодня получат наглядный урок, после которого уже никогда не оправятся. А наш «царик» вступит, наконец, в свою столицу и там коронуется по всем здешним варварским правилам!

Канцлер Ян Сапега не скрывал своего отличного настроения. И князь Рубец Мосальский его хорошо понимал — собранное князем Старицким войско не впечатляло своей массой, если и было в нем больше людей, чем у «царика», то ненамного.

Раньше большие рати выставлял и царь Борис, и Василий Шуйский, но собранное князем Старицким воинство сейчас не впечатляло. Единственное, что стрельцов в нем стало втрое от прежнего, но так ополчение созывалось по-новому, необычно. Каждые десять крестьянских дворов должны были выставить одного стрельца — вооружить и снабдить его всем необходимым одного — пищалью, порохом, свинцом, тегиляем и кормом, и выплачивать ему каждый месяц по рублю государева жалованья.

Как доносили «послухи», стрельцов чуть ли не половина «государевой рати» — тонкая линия «приказов» вытянулось на всем поле грядущей битвы, спрятавшись за бревенчатыми стенками «гуляй-города». Поляки над ними хохотали во весь голос — как защита против крымчаков они годились, но против пушек не выстоят и часа. А стрельцы вчерашние мужики и посадские люди заряжали свои пищали медленно, и палить могли из них только дробом — пулей промахнутся даже с полусотни шагов, такие вот неумехи. Они вряд ли устоят под напором иноземной пехоты, что занимала центр построения «царской» армии «тушинского вора». Мушкетеры просто перебьют их пулями, а пикинеры опрокинут длинными копьями, которые у московитов короткие, и к тому же их собирать нужно. Хотя задумка эта достаточно интересная, необычная — теперь стрельцы наскок любых всадников своими силами отразить могут, а потому бердыши им теперь без надобности, хотя у многих эти топоры имеются. А вот супротив «крылатых гусар» не выстоят, сомнут стрельцов — у панцирников копья длиннее на сажень.

А вот поместной конницы в «дмитровской рати» было немного, едва тысяч пять всадников в тегилеях, доспехов, что носили дети боярские мало, едва у каждого четвертого. Да оно и понятно — смута шла по русским землям пятый год. Множество дворян и боевых холопов погибло в сражениях и походах, а другие оскудели, разорились. К тому же глад и мор до этого сильно ослабили служилых людей, и содержать ратников многим стало не под силу, несмотря на грозные требования, что шли из Москвы.

Так что прикрыть одоспешенной поместной конницей всю длинную линию стрельцов князь Старицкий не сможет. Для войска его это скорая погибель — наемники проломят «большой полк», и тут же пойдут в атаку «крылатые гусары», что довершат поражение.

— Знать бы самозванец Ванька-князь или нет, — со смехом произнес гетман Роман Ружинский, от начищенной кирасы отражались яркие солнечные лучи — было тепло, в права вступило «бабье лето».

— А вот поймаем, так выясним. Ноги в пламенеющие уголья засунем — сам нам все расскажет. До свадьбы не доживет, мужлан. А вот сестрица у него настоящая, опознали ее. Ничего, сама «братца» опознает, али нет — тут уже не важно, он нам мешает!

Уверенно произнес короткую речь полковник Александр Лисовчиков — паны еще молоды, и уверенности им было не занимать. Да и сражения с русскими наполнили их таким презрением к противнику, что немногих русских дворян, еще служивших самозванцу, такое отношение сильно коробило. Но все молчали, притихли со страхом — «Дмитрий Иоаннович» все чаще прибегал к казням всех заподозренных в измене, так что у каждого в голове билась мысль как бы от него удрать быстрее.

Чего греха таить — о том же думал и Василий Михайлович, но прекрасно понимал, как будет встречен окружением князя Старицкого. Ведь его невеста и будущая жена царевна Ксения, дочь царя Бориса Годунова, а она ему не простит того бесчестия, что сотворил над ней в его доме первый самозванец, который ее изнасиловал и подверг поруганию. И что плохо, так то, что в сих мерзостях он сам помогал «Дмитрию Ивановичу», и скажи он о том сейчас полякам, худо придется — убьют. Хотя за «государем» среди русских иная молва пойдет — взять в жены обесчещенную девку не каждый из православных решится, одна ей дорога — или топится, либо в монастырь. Хотя патриарх с нее грех сей снял, вместе с постригом насильственным, о чем Рубец Мосальский слишком хорошо знал, аз его анафеме предали, прозвав «Окаянным». Так что лучше в руки «государевых людей» лучше не попадать — один путь будет. Вначале на дыбу подвесят, а потом на плаху бросят. Хорошо, если главу только отсекут, а то и четвертовать могут.

— Ох, грехи мои тяжкие…

Василий Михайлович перекрестился и посмотрел на самозванца — тот в белом, расшитом золотом кафтане сидел на коне вальяжно, уперев руку в бок, красуясь. За ним стоял возок, где в окошке виднелась царица Марина Мнишек, которая недавно тайно обвенчалась со своим мужем. Который вроде как и супруг ей законный, только «Федот тот, да не тот», как говорят в народе. И блудодейство сплошное ради венца царского, вот и пошли узы супружеские освящать. Поляки только хохотали во весь голос, а русские молчали, пришибленные. Зато холопы и казаки о том не знали, считая их четой царственной, «чудесно себя обретенной».

— Платочек уронил, царик, сейчас начнем, — громко произнес гетман, посмотрев на самозванца. И тут же взмахнул рукою — и трубачи подали громогласный сигнал, тревожно забили барабаны. Три десятка пушек выбросили длинные языки пламени и клубы белого дыма, расчеты были умелые, но только пара ядер попала в бревенчатые стенки «гуляй-города». И тут же заволокло пороховым дымом стрелецкие «приказы» — теперь «большой наряд» дал ответный залп, громкий и страшный, от которого князь сжался.

Битва началась, и он сейчас хотел одного — выжить в ней…

Страшная штука Смута — в годину лихолетья разбои становятся привычным делом…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

«РОССИЯ МОЛОДАЯ»

Глава 49

— Впечатляющее зрелище, но понять, что тут происходит можно. Надо будет прикупить подзорных труб у иноземцев, тех же англичан, должны же их уже делать, раз стекло используют…

«Половинка» бинокля хуже, чем целый, но намного лучше, если вообще нет