Шрифт:
Закладка:
Наверное, они все правы.
Даже почти уверена, что это так.
Но понимали бы они как трудно впервые в жизни о ком-то заботиться. О ком-то, кого ты даже в глаза не видел и не увидишь ещё долго. А ещё постоянная мысль: всё что я сейчас делаю — может на нём отразиться. Он станет таким, каким его сделаю я, и назад дороги не будет.
И чем дальше в лес, тем толще волки…
И вот я уже мать нового Гитлера, потому что съела на десятой неделе фисташку.
Лев стоял возле кабинета с наглой ухмылочкой, будто знал что-то, чего не знала я.
— Что? — с подозрением спросила у него.
— Ничего, — он пожал плечами, подошёл и крепко меня обнял, я даже почувствовала его губы на своей макушке и невольно засмеялась. И самой страшно хотелось обниматься в ответ. И коснуться его лба, висков и волос. И быть может даже поцеловать, хотя бы в щёку.
Это было не романтическое. Это было что-то совсем другое. Особенное.
— Пол сказали? — спросил он, наконец, отступив.
— Ну… — я замялась, не уверенная, могу ли что-то обещать. — Как бы… в общем они говорят что пока мальчик.
— Пока? Это как? — Лев сначала рассмеялся, а потом посерьёзнел.
— Ну типа… пока они могут ошибаться. А вот на шестнадцатой неделе могут сказать точно, а сейчас ничего не обещают. Может да, а может нет…
— Ладно. Ну что твои носы и пальцы? На месте?
— На месте, — смутилась я, понимая, что была дура дурой всё это время.
Вмиг как отрезало, и даже хотелось сказать: “Да ничего я такого и не думала! Я что, ненормальная?”. Как всегда. Опасность миновала и кажется, что и не было её, этой опасности.
Страшно только до прыжка.
После — ты храбрый лев.
И я теперь храбрый лев.
***
Первые снежинки посыпались нам под ноги. Они закручивались, не таяли. Будто крошечные мячики, отскакивали от земли и ветер загонял их под жухлую траву и растрескавшиеся бордюры.
Пахло дымом из печных труб, и жжёной травой — недалеко частный сектор, дачи.
Мы со Львом и детёнышем стояли на крыльце перинатального центра и молча смотрели на эти первые снежинки, вдыхали этот сладковатый смог и молчали.
Я боялась на Льва смотреть, потому что он по прежнему будто бы знал какую-то тайну, когда вот так улыбался.
И ещё он будто меня не было рядом, даже и не обращал внимания на моё состояния.
Что с ним? О чём думает?
С ума что ли сошёл?
Я в какой-то момент так привыкла, что Лев постоянно проявляет ко мне какие-то знаки внимания, старается для меня, что теперь невольно щурилась и подозревала его в смертных грехах.
— Домой?
— Ага, — кивнула я и поплелась к машине.
Я умудрилась привыкнуть говорить про раздолбанный пентхаус “дом”. Впрочем… он уже не был таким раздолбанным, как раньше! Галочка мне за старания, а Льву за щедрый вклад.
Комнаты лишились древней драни, которой были до того заполнены. Я даже начала подклеивать полусорваные обои, а потом Лев предложил “авансом” нанять мастера и переклеить их совсем.
Ну… его квартира — его дело.
Со свежими обоями всё заиграло новыми красками.
Кухня очистилась от хлама. Камин отмыли и выгребли оттуда залежи пепла. Я нашла ещё один кабинет, очень даже уютный и никем не используемый. Там стояло два длинных книжных шкафа, высоченных до самого потолка. В них книжки старые, целыми сериями. И скрипучее кресло-качалка. На общем собрании жильцов нашей квартиры было решено, что кабинет станет библиотекой и оттуда вынесли ужасный стол, а на его место установили ещё шкаф. Я нашла красивый пушистый ковёр и милый столик и стала готовиться к парам там, а не в своей комнате.
Я разобрала гардероб, отмыла душевую кабину и ванну. Оказалось, что в раковине на втором этаже барахлит смеситель и настояла его заменить. Лев пожал плечами и дал номер сантехника.
— Запишите на счёт? — усмехнулась я.
Как всегда.
Любой каприз за его деньги и мою инициативу.
В прачечной появилась пара новых корзин для сортировки белья, а в “моей комнате” куча ништяков.
Неделя за неделей я влюблялась в этот дом. Дом. Не квартиру.
Триста квадратов с горем пополам становились уютными.
Всё превращалось в жилые помещения, а я с удовольствием вносила свою лепту, понимая, что ничего больше не могу дать в ответ на еду и койко-место.
И вот теперь мы ехали “домой” и я жутко туда хотела, не сопротивлялась и внутри будто копошился комок змеек. Радостные, которые с облегчением вытирали пот со лба, эти топили за детёныша. Домашние — они были счастливы, что у нас есть жильё и их это приводило в восторг вот уже месяц. Подозрительные — эти косились на “странного Льва” и шипели.
— Лев, а ты… с кем-нибудь встречаешься? — как могла не нервно поинтересовалась я. Голос должен был звучать абсолютно невозмутимо, но дал петуха ближе к концу фразы.
— Что за вопрос? — вот у него быть невозмутимым получалось на “ура”…
— Ну просто… мы же соседи. Вот так вдруг кто придёт, а я и не знаю… — впервые я что-то такое спросила. Это как же меня приложило-то облегчением…
А ведь и правда, ну разве не мог человек за месяц соседства со мной кого-то встретить? На работе там, в командировке, ещё где… Мы же не были вместе двадцать четыре на семь, в конце-то концов.
— Ко мне никто уже давно не ходит, — с толикой усталости в голосе ответил Лев и стал смотреть в зеркала, чтобы перестроиться.
Удобно ему, можно делать вид, что отвлёкся на дорогу, а я тут мешаюсь.
Как только основной груз был сброшен… меня просто о-до-лел новый.
И сдерживаться почему-то не получалось.
Чего он такой ледяной статуй?
— И всё таки? — последний вопрос. Честно-честно!
Светофор.
Лев на меня обернулся.
— Прости, я не афиширую детали своей личной жизни, — вздохнул Лев.
Это ещё что такое?
Я отвернулась и постаралась проконтролировать вспыхнувшие щёки.
Какая дура… просто непроходимая.
— Ты хочешь об этом поговорить? — не унимался Лев в искусстве раскапывания моей могилы.
Да что это с ним? Он же меня поцеловал… месяц назад! Это что уже не считается? Можно же просто ответить “да” или “нет”! Хорош соседушка… вот про Мотю я всё знала!
— Нет, — слишком высоко ответила я.
— Не хочешь на обед поесть где-нибудь рядом с домом.
— Нет, — ещё выше.
Вот паскуда… всё настроение испортил.
Какая такая
