Припомним опыты Ивановского, которые он ставил в Никитском саду и в петербургской лаборатории Фаминцына. Ивановский имел дело с живым растением и с его соком, Стэнли — с кристаллами, которые наука относит к мертвой природе. Теперь вдруг, вопреки утвердившемуся мнению, кристаллики выказывали свойства живого, перенося болезнь. Заражения не происходило лишь в том случае, когда Стэнли предварительно кипятил раствор кристалликов, либо табачный сок, из которого добывал кристаллики.

Закончив свои столь удивительные опыты, Стэнли в 1934 году обнародовал их результаты. По сию пору в его лаборатории стоит стеклянная банка, в которой хранятся кристаллики, добытые более четверти века назад. Но то еще, конечно, не диво. А вот что каждый кристаллик, составленный из десятков тысяч вирусных частиц, сохраняет в полной мере вот уже четверть века свои заразные свойства — это непостижимо.

Не только возбудитель табачной мозаики — многие другие вирусы обнаружили способность кристаллизоваться, не теряя при этом своих заразных свойств.

В середине тридцатых годов большинство ученых считало, что вирусы— живые создания. А тут вдруг — как гром среди ясного неба — жизнь в форме белковых кристаллов. Стэнли понимает, что это немыслимо. И пишет: «Представленные мною данные показывают, что вирус табачной мозаики — неживое. Тот факт, что этот вирус является белком, заставляет нас изменить свои взгляды и на природу других вирусов, рассматриваемых многими как ультрамикробы. Вирусы — это саморазмножающиеся белки».

Производя химический анализ кристаллов табачной мозаики, Стэнли проглядел одну малость — то, что вирус не просто белок. Уже через год после опубликования работы Стэнли двое англичан, Боуден и Пирн, обнаружили в кристалликах, добытых впервые американцем, примесь фосфора. Вскоре удалось доказать, что фосфор принадлежит нуклеиновой кислоте. Стало быть, вирус — соединение белка с нуклеиновой кислотой: нуклеопротеид.

Кажется, тут спору, возникшему в конце прошлого века, и конец: раз вирус образует кристаллы, то уж он не может быть причислен к миру живых созданий. На деле открытие Стэнли послужило лишь затравкой для возобновления старого спора. Интересно, что участники его стояли, да и продолжают стоять, почти на тех же позициях, что и ученые конца прошлого века. Ивановский считал, что возбудитель табачной мозаики — мельчайший микроб, следовательно, он живое создание. А. Ф. Вудс писал в 1899 году, что вирус табачной мозаики — всего лишь комочек протоплазмы. В 1943 году однофамилец и соотечественник А. Ф. Вудса М. В. Вудс доказывал, что вирусы не что иное, как ферменты. Позднее Д. Джонсон, тоже англичанин, опять заговорил о комочках протоплазмы. Другая группа исследователей, в том числе советские ученые В. Л. Рыжков и А. А. Смородинцев, доказывали, что вирус — живое создание.

Шли годы. Новая наука, вирусология, добивалась больших успехов, помогая медицине побеждать болезни. А спор о природе вирусов— о том, кто они или что они, — все не утихал. В 1957 году в Москве собрались на международное совещание ученые, которых занимает одна из самых трудных загадок, стоящих перед современной наукой: как произошла жизнь на Земле? Говорили на этом совещании и о вирусах — все сходятся на том, что если постигнуть природу вируса, то это может пролить свет на происхождение жизни вообще.

Приехал в Москву и Уэндел Стэнли. И тут он сказал нечто прямо противоположное тому, что говорил прежде:

— Я думаю, что вирусы, включая способные к кристаллизации вирусные нуклеопротеиды, являются живыми агентами. Это должно следовать из их способности к воспроизведению. Сущность жизни — это способность к воспроизведению.

А в своей книжке, посвященной табаку, Стэнли пишет: «…сумеречная зона жизни, на полпути между живым и неживым, и есть зона вируса… Самый мелкий организм и самая большая молекула оказались одним и тем же — вирусом табачной мозаики (ВТМ)».

Видите как: вирус — нечто; вирус — некто; вирус — ни то ни се, нечто и некто в одно и то же время. Три разных мнения. И высказал их в разное время один и тот же ученый. А дело всё в том, что вирусы, хотя и открыты три четверти века назад, все еще новы для науки. Их нельзя мерить обычными мерками, привычные понятия к ним не приложимы. «Существо со свойствами вещества» — сказал о них один ученый. «Вирус — это вирус» — сказал другой. И это не просто словесная игра. Тут подчеркнута неповторимость вируса, то, что он занимает особенное место в природе, его не с чем и не с кем сравнивать. «Если мы будем считать вирус веществом, мы должны очень расширить понятие вещества. Мы должны допустить, что существуют в природе вещества наподобие живых паразитов. Если мы примем, что вирусы — это живые тела, мы должны значительно расширить наши представления о живых телах».

Это говорит известный советский вирусолог В. Л. Рыжков.

Когда-то мир биолога и мир химика были отделены друг от друга. Между живым и неживым пролегала четкая граница. Биолог мало интересовался строением молекул, а химика не очень занимали процессы, происходящие внутри живой клетки. Теперь все словно бы перепуталось. Биологи занялись молекулами, бурно развивается новая наука — молекулярная биология. Во всех этих переменах большую роль играет вирус, который как бы стирает границу между живым и неживым, казавшуюся прежде отчетливой. Биологам приходится пересматривать многие представления о жизни. Если поставить все вирусы в ряд — сначала более сложные, потом менее сложные, потом простые, — то они, вероятно, и заполнят ту пропасть, которая в воображении людей отделяет живую природу от мертвой.

Царство животных… Царство растений… Ныне предлагают основать третье царство, царство Вира, то есть вируса. Проникая в это царство все глубже и глубже, ученые открывают много такого, что вынуждает их менять сложившиеся понятия.

В конце 1965 года в Москве, в Институте вирусологии имени Д. И. Ивановского, ученый совет обсуждал диссертацию молодого врача А. Ф. Быковского. Диссертант негромко и не очень уверенно рассказывал о своих наблюдениях над вирусами. А в зале по рядам ходили два тома снимков, сделанных Быковским при помощи электронного микроскопа.

…Если взять из текста книги прописную букву О (диаметр ее приблизительно два с половиной миллиметра) и увеличить в триста тысяч раз, то мы получим овал диаметром в три четверти километра (750 метров). Вирус же, увеличенный в триста тысяч раз, все еще слишком мал, чтобы можно было различить все подробности его строения. Сколько же терпения понадобилось Быковскому, чтобы сделать сотни снимков, на которых вирус изображен в самых различных положениях, в